и таяли, глядя на Джини, начиная жеманно улыбаться и пороть несусветную чушь, лишь бы он обратил на них внимание.
— Почему? — обронила она, приоткрыв влажные розовые губы.
— Э-э… Простите, не понял. Что «почему»?
Девушка буравила его немигающим взглядом, и Кей- лер окончательно смутился.
— Почему же все здесь должны знать друг друга? Джини поправил воротничок рубашки.
— Ну… Я думаю, это вопрос выживания. Вы должны знать, кто ваши друзья, а кто — соперники или даже враги. Ну, что-то вроде закона джунглей.
— Джунглей?
Кейлер самодовольно ухмыльнулся.
— Так говорят. Понимаете, в наше время быть политиком довольно сложно. Неважно, где вы стоите на политической лестнице: всегда найдется тот, кто захочет подняться выше, используя в качестве ступеньки вашу голову.
— Это звучит… довольно агрессивно, — заметила Лори.
Только теперь Джини обратил внимание, что в ушах девушки покачиваются вправленные в золото маленькие клыки каких-то зверьков. Постепенно нервозность, сковавшая Джини, спала, однако он понимал, что в словесной перепалке с этой чудесной женщиной ему не победить. И что еще хуже, многие гости исподтишка внимательно наблюдали за ними, оценивая способности Джини выкрутиться из затруднительного положения. Кей- лер смущенно кашлянул и указал рукой в сторону бара.
— Не хотите ли, э-э… выпить чего-нибудь? — предложил он.
Она снова взглянула на него. Джини уже давно отметил про себя, что в их разговоре преобладают многозначительные паузы, во время которых Лори продолжает буравить его непонятным, оценивающим взглядом. Словно хищник, выслеживающий свою жертву.
— А я не пью, — весело призналась Лори. — Но вас задерживать не смею. Вы ведь, кажется, не прочь отведать коктейльчик?
Джини снова закашлялся.
— Я… ну… люблю немного выпить, чтобы расслабиться. Понимаете, это успокаивает меня, что ли…
— Нет, — холодно отозвалась девушка. — Не понимаю. Я никогда в жизни не пробовала спиртного.
Джини часто заморгал от изумления.
— Да вы смеетесь надо мной! Неужели никогда тайком от старенькой матушки вы не рыскали в буфете в поисках какого-нибудь вкусненького ликера?
Изящным движением Лори отбросила назад прядь пушистых волос и покачала головой. Кейлер успел разглядеть ее руки. У Лори были удивительно тонкие пальцы и длинные, ухоженные ногти.
— Моя матушка, кстати, вовсе не старая. Она молодая. И в доме у нас никогда не водилось спиртных напитков.
— Понимаю… — Джини замешкался, сраженный наповал подобными аргументами. — Я, разумеется, не хотел… то есть не имел в виду…
— Конечно, нет, — подхватила Лори. — Да вы не волнуйтесь. Я поняла, что вы хотели сказать.
Джини так и стоял, сжимая в руке пустой стакан. То поддакивая девушке, то невпопад вставляя свое многозначительное «ну-у», он боялся отойти от Лори, опасаясь, как бы другой лихой повеса не перехватил девушку, заметив, что она наконец-то осталась одна-одинехонька, и приударить за ней можно со спокойной совестью. Да, в этой девушке непостижимым образом сочеталось и что- то непонятно-пугающее и влекущее… Уж не говоря о ее великолепном бюсте, аналога которому, похоже, вообще не имелось.
— Я… э-э… так до сих пор и не представился, — выдавил из себя Кейлер. — Это, разумеется, непростительно, тем более что я политик и должен был сделать это в самом начале нашего знакомства. Меня зовут Джини Кейлер.
И они обменялись рукопожатиями.
Джини с нетерпением ожидал, когда же девушка назовет себя, но та лишь улыбнулась. Теперь глаза ее были прикованы к залу, она шарила взглядом в толпе, словно оценивая всех одновременно и каждого в отдельности.
— А вы… а вас…
Лори снова обворожительно улыбнулась.
— Джини Кейлер, — задумчиво повторила она, — я о вас, разумеется, много слышала.
— Неужели? — Джини натянуто усмехнулся. — Вроде бы я в последнее время не слишком часто выступаю перед публикой. Сейчас-то я работаю, а вот когда начинается кампания, тогда… Знаете, одно дело — давать обещания, и совсем другое — воплощать их в жизнь.
Девушка понимающе кивнула:
— Я так и думала, что вы настоящий политик. Ваша речь просто напичкана штампами.
Джини удивленно воззрился на нее, не совсем уверенный, что все расслышал правильно, потому что именно в этот момент раздался оглушительный хохот сенатора Хасбаума.
— Что? Простите… — переспросил Джини.
— Да-да, именно так, — подтвердила девушка. — Впрочем, сие привычно для политиков. Наверное, это профессиональное заболевание, и медицина тут бессильна.
Джини потер затылок. Подобное бессознательное движение каждый раз свидетельствовало о том, что Джини начинал терять терпение.
— Подождите-ка секундочку, — подхватил он, стараясь, чтобы голос его звучал одновременно и серьезно, и шутливо. — Таким людям, как вы, легко говорить о политике и осуждать нас за то, что в нашей речи полно всяческих штампов, но такие люди, как вы, не должны забывать, что политическая обстановка часто…
— А таких нет, — оборвала Лори все тем же томным голосом.
Джини собрался было уже продолжить свою эскападу, но вдруг запнулся.
— Что вы сказали?
— Я говорю, что таких людей, как я, больше нет, — как ни в чем не бывало пояснила девушка.
Кейлер нахмурился и мрачно покосился на свой пустой стакан.
— Ну и что же вы в таком случае за птичка?
Лори оценивающе взглянула на него, словно прикидывая в уме, стоит ли делиться с этим субъектом хотя бы толикой ценнейшей информации. И, наконец, заговорила:
— В моих жилах течет египетская и французская кровь. Родом я из племени, которое называется убасти.
— Ну уж теперь-то точно подходящий момент для того, чтобы вы, наконец, назвали свое имя! Или я сно- Ьа заговорил штампами?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Не обращайте внимания на мою скромность. Когда я начинаю смущаться, люди почему-то считают, будто я их стараюсь уколоть. Я это вижу по их глазам. Ведь страх и агрессивность на самом-то деле стоят совсем рядом, как вы считаете?
— Но вы опять не назвали себя!
— А зачем это вам? — лукаво поинтересовалась Лори, кокетливо склонив голову набок. — Вы, наверное, хотите меня соблазнить?
Теперь и сам Джини несказанно удивился.
— А вы хотите, чтобы я вас соблазнил?
— Не знаю. Нет, скорее всего нет.
— Вы очень красивы, — выпалил вдруг Джини. — Хотя бы это вам известно?
Девушка опустила глаза, впервые за их долгую беседу.
— Ну, красота — штука субъективная. Это ведь дело вкуса. Я, например, считаю, что у меня слишком высокая грудь.
— Не думаю, что большинство американских мужчин поддержат это мнение. А если хотите услышать мое… ваша грудь просто выдающаяся!
На смуглых щеках девушки проступил румянец. Она тихо возразила:
— Я полагаю, вы сказали это только для того, чтобы польстить мне.
— А вам не нужны ни лесть, ни комплименты, — довольно фыркнул Джини. — Вы и без того достаточно привлекательны. Но самое главное, у вас есть то, что мечтает приобрести любая женщина,
