Чаевые не считались, впрочем, пусть бы их и давали усталые женщины средних лет, введённые в заблуждение лучистым взглядом, ямочками на щеках и точёным профилем.
– Ну-ка, посмотрим, чем здесь можно поживиться, – пробормотал Джек и подмигнул своему отражению в блестящей витрине. Двойник за стеклом откликнулся с запозданием – бледный от недосыпа, с интригующей синевой вокруг глаз, по-лисьи раскосых. – И для начала, пожалуй, перекусить.
Выбор было сделать проще простого. Рестораны отпадали сразу – один ужин, и денег на хостел бы не осталось; в пабах и барах грохотала музыка; в кофейнях сидели в основном девчонки, по одиночке и стайками, а ещё нормальной еды в меню не водилось. Дешевле всего обошёлся бы обычный супермаркет, но горячего там не выдавали… Поторговавшись с самим собой, Джек завернул в бургерную – и вскоре вышел с большим пакетом картошки, порцией наггетсов и чудовищной конструкцией, которая в меню значилась как «двойной острый с двойной котлетой, двойным сыром и маринованным луком». Вот луком-то и пахло больше всего – он перебивал даже аромат кофе из высокого, почти литрового стакана. Найти близ ярмарочной площади свободное местечко оказалось нелегко: пришлось пролезть между палатками и устроиться на перевёрнутом ящике из-под мандаринов.
Не сразу Джек понял, что на соседнем ящике тоже кто-то сидит.
Сперва ему показалось, что это просто гора тряпья: старые куртки, мешковина, резаные джинсы… Но потом гора пошевелилась, зевнула и неохотно распрямилась. Под тряпьём обнаружился человек, страшно чумазый и крайне нелепо одетый, точно сбежавший с театральной постановки про рыцарей и фей. Но коричневая вязаная шапка у незнакомца была точно такая же как у самого Джека, и волосы из-под неё торчали тоже рыжеватые.
А глаза оказались зелёные, немного вытянутые к вискам, и ещё будто подведённые краской.
– Ой, – выдохнул незнакомец, и стало ясно, что он довольно молод, вряд ли старше тридцати. Красивые глаза смешно округлились. – Э-э…
Немытым телом, нестиранной одеждой или дешёвым табаком от него не пахло, а искать другое место для перекуса было лень.
Поэтому Джек поступил так, как привык.
Откупился.
– Я ненадолго, – улыбнулся он. И протянул незнакомцу пакет с картошкой. – Хочешь? Угощаю. Мне всё равно одному много.
Это было, разумеется, бессовестное враньё.
– А-а, – понятливо откликнулся незнакомец и придвинулся ближе, подбирая своё тряпьё. На рукаве болтались побитые молью кружева. – Ну… спасибо?
Аппетит у него, в отличие от манер, оказался нескромный. Пакет с картошкой вскоре опустел, а потом пришёл и черёд наггетсов, причём незнакомец не побрезговал даже острым соусом и вылизал контейнер из-под него. Чудовищный бургер удобно распался на два поменьше; кофе пришлось прихлёбывать из одного стакана, просто с разных краёв… Чтобы не множить неловкость и не молчать, Джек наобум сказал:
– Сегодня здесь шумно, я смотрю.
– О да! – усмехнулся незнакомец. И вдруг достал из внутреннего кармана красивую флягу с тусклой позолотой, старую на вид. – Хочешь? Давай плесну в кофе… Вот так. Чуешь, как пахнет вереском? Само лето в каждом глотке. К слову, о лете: через два дня оно окончательно уходит и уступает место зиме, потому и большой праздник, потому и столько гостей в городе.
Джек не сразу сообразил, о чём речь.
– А, ты про Хэллоуин? Да-а, тут все как с ума с ним сошли, чёрта с два найдёшь хоть одну витрину без тыквы… И капучино без пряничного сиропа. Кстати, ликёр неплох, спасибо, – добавил он, отсалютовав стаканом. – Тебя-то сюда как занесло? Или ты местный?
Вопрос, вполне обычный, явно показался незнакомцу очень забавным. Он сморщил нос и фыркнул еле слышно, но всё же ответил:
– Я родом из графства Рэндалл. А сюда завернул в гости, хотя не уверен, что буду рад видеть хозяина, – добавил он. И лукаво взглянул искоса: – А ты?
– А я проездом. Перекантуюсь пару ночей и двинусь дальше. Может, к столице.
– Уверен? – с усмешкой перебил его незнакомец. И поднялся, отряхиваясь: – Хороший ты парень, Джек, только больно наивный… Ну, не беда – удача любит рыжих, как-нибудь выкрутишься. Спасибо за угощение! За мной должок, – подмигнул он, шагнул в щель между палатками и бесследно исчез вместе со всем ворохом тряпья, даже, кажется, вместе с ящиком, на котором сидел.
Джек остался один.
– Да не за что, – пробормотал он и вдруг понял, что своего имени незнакомцу не называл.
По спине пробежал холодок.
«Вторая странная встреча за вечер, – пронеслось вдруг в голове, стоило вспомнить девчонку в необъятном дождевике. – Ну, значит, и третьей быть».
Звуки ярмарки, такой обманчиво близкой, вдруг отдалились. Кофе в высоком стакане пах вереском, одновременно медово и горько; ветер усиливался; становилось холоднее, и небо расчищалось, делаясь чернее и прозрачней, словно открывался проход в другой мир, чужой и прекрасный.
Джеку стало не по себе, и он опустил взгляд.
«Пора искать ночлег. А то мерещится всякое…»
Времени вроде бы прошло немного, но народу на площади поубавилось. Некоторые прилавки были уже накрыты плёнкой, а товар убран. Дыхание на холоде становилось белым; пальцы без перчаток немели. Где-то на другом краю ярмарки всё ещё работала детская карусель: была слышна механическая мелодия, как из старой музыкальной шкатулки, мерцали розовые и оранжевые огоньки, смеялся ребёнок. Пахло сигаретами, словно кто-то прошёл между рядами только что, и дым не успел выветриться.
Люди издали напоминали тени, и от этого было не по себе.
Голова казалась странно лёгкой; ноги тоже, хотя ещё полчаса назад гудели от усталости. Джек бесцельно кружил по ярмарке от прилавка к прилавку, от яблок в карамели до деревянных ветряных колокольчиков, и прикидывал вяло, в какой из хостелов, примеченных по пути через город, постучаться первым. В том, что располагался на полпути к вершине холма, была общая кухня на этаже – и это помогло бы сэкономить на горячей еде, но вот койка там стоила вдвое дороже, чем у вокзала.
«В принципе, если завтра удастся подзаработать, то можно будет и шикануть…» – подумал он и запнулся, потому что вдруг увидел… нет, споткнулся взглядом о человека, который настолько явно не принадлежал этому месту, что хотелось прищуриться.
Или отвернуться из-за неловкости.
…он был скрипачом, этот паренёк в коротком чёрном пальто, слишком тонком и дорогом, чтобы нормально греть на октябрьском ветру. Концы шелковистого серого шарфа трепетали у него за спиной; к груди он прижимал футляр с инструментом и озирался по сторонам с той яростной растерянностью, которая бывает у людей, родившихся с золотой ложкой во рту – а потом вдруг лишённых всего, выброшенных на обочину.
Лет пять назад такой же взгляд был и у Джека.
Паренёк – байронические повадки, чёрные встрёпанные волосы, светлые до прозрачности глаза – дёрнул застёжки на футляре, потом замер, опустил ресницы, густые, как накрашенные. Прерывисто вздохнул; огладил скрипку сквозь футляр, стиснул зубы, диковато глянул в сторону компании, распивающей вино прямо из бутылок на порожке закрытой кофейни…
Джек давно должен был пройти мимо, но не мог – и продолжал смотреть, подмечая всё новые детали. Тёмные, чересчур облегающие джинсы, которые наверняка ветром продувало насквозь; голые щиколотки; ботинки, в которых разве что в консерваторию можно пойти, но никак не гулять по городу; судорожно стиснутые пальцы, белые-белые, как кость, посиневшие губы, запавшие щёки…
«Да он не ел несколько дней, – пронеслось в голове. – И вряд ли нормально спал».
Парень был не просто симпатичным, а красивым – той редкой красотой, на которую глядеть-то больно, неловко, потому что кажется, будто посягаешь на то, на что права не имеешь. Джек подспудно знал: если скрипач решится положить на мостовую футляр и сыграть немного, пусть бы даже и фальшиво, ему быстро накидают столько, что хватит и на приличный отель, и на ужин в ресторане. И копы, которым положено разгонять попрошаек, первые подойдут и бросят пару мятых купюр в футляр. Если только скрипач решится; если только скрипка запоёт…
