Отец, вернувшись с завода и наскоро перекусив яичницей с салом, собирался идти на Неву рыбачить; вожделенно ощупывал удочки, спиннинг и длинный сачок, пальцами ворошил в баночке опилки с мормышем.
— Папа, там дети требуют, чтобы я для них фашиста изображал, — грустно сообщил ему Егор.
— А ты что?
— Я не желаю им фашиста изображать!
— Ну так не изображай, — кивнул отец.
Егор кивнул тоже и пошел было обратно на улицу, но тут же его осенили новые заботы.
— А ты их побьешь? — сурово вопросил отца, мешая тому выйти из комнаты с грудой снастей. — Я откажусь, меня тогда поколотят. И будут гонять, не спрашивая, согласен или не согласен. Я им тобой пригрожу, но если не дашь им по морде, они не поверят.
— Не буду я никого бить, — покачал головой отец, — а если они такие дураки, ты не водись с ними.
— Бить будут, — объяснил папе, словно несмышленышу, Егор.
— Ну, защищайся. Главное, не путайся с ними, будь сам по себе. Занимайся своими делами, найди новых друзей.
— Тогда как же Малгося? — спросил Егор.
Отец его вопроса не понял, досадливо поморщился, легонько отпихнул мальчика от выхода и ушел, его удилища трещали, задевая потолки и стены. Егору в комнате было скучно, мама с работы не приходила, он пошел во двор. Изловчился, скрытно пробрался в скверик и залез на старый тополь, на самую верхушку. Никто, кроме него, не мог туда залезть — тонкая верхушка сильно качалась под ветром, и веток на стволе было мало, лишь легкий и цепучий Егор умел так высоко подтягиваться. Чуть позже его обнаружили, пацаны вопили и плясали воинственно вокруг дерева, даже камнями кидали, все без толку, сама Ханна не могла камнем до Егора докинуть. И Егор независимо и свободно качался на тополиной верхушке над всем двором, ощутив себя почти победителем, такой храброй умной птицей, до которой не смогли добраться лисы и волки. Как в офигительной сказке в кинотеатре, «Финист — Ясный Сокол».
А во дворе бегала Малгожата, средняя из дочек дворничихи Ванды, в свои восемь лет первая красотка с черными как смородина глазами и пышными светлыми кудрями. Без нее, без ее сочувственного (как ему иногда казалось) взгляда, без ее улыбок и безопасный тополь, и птичий полет на ветру были Егору не нужны. Но сверху он видел, как вприпрыжку бегает Малгося за Ханной и пакостными пацанами. Малгося ни разу не поглядела наверх, где все сильнее качало на вечернем ветре с Невы одинокого мальчика. Компания играла в прятки. Ханна спряталась в мусорном баке, и ее никто не мог обнаружить.
— Ворона в мусорке! — крикнул злорадно с тополя Егор.
Двое пацанов недоверчиво покосились на него, подошли к ящику и посмотрели: а Ханна, успев погрозить Егору кулаком, с головой зарылась в хлам. Егора на верхушке дерева даже передернуло от противности зрелища — вот уж действительно не Вороной надо было ее звать, а Крысой. Крыс в мусорке было полно. Когда пацаны подошли поискать Ханну, крупные и грязные твари запрыгали из ящиков и зашныряли по кучам мусора вокруг. Пацаны испугались и убрались прочь.
Ханна крыс не боялась, а ее мамаша так вообще любила и приваживала. Не обращая внимания на общественность. Разок по анонимному звонку приезжали санитары с баллонами и опрыскивателями, чтобы мусорку и подвалы ядами обработать, — так запретила, чуть метлой не отлупила. Сказала внаглую — крыс и мышей совсем почти нет, а если и есть, сама разберется. Крысы были главными животными во дворе: мыши еще прятались на верхних этажах и чердаках (где уживались с полчищами летучих сородичей), коты и дворняги удирали от крысиных стай как оголтелые. Смирно посиживали поодаль помойки, дожидаясь, пока крысы нажрутся и уйдут восвояси в теплые мокрые подвалы. Тогда уже одичавшие животные решались кормиться сами, да подраться между собой. Егора, например, страшно возмущала эта несправедливость. Он приманивал во двор чужих диких псов и котов, жертвуя нечастой в их семье колбасой, чтобы чужаки победили крыс. Но в считанные часы крысы усмиряли новичков, иногда запросто загрызая их на страх людям и животным, на радость семейству дворничихи. Истерзанные вонючие трупы Ванда подолгу не убирала с помойки.
А сейчас Ванда развалилась на лавочке: жирная, в грязном затрапезном халате, обнажившем белые тучные ляжки с редким длинным волосом, огромный штопаный бюстгальтер и серые рейтузы. Несколько подобострастных старух расселись вокруг и слушали ее смачные, сдобренные матом и непристойностями истории о былых подвигах. Егору показалось, что Ванда видит его, даже грозит рукой. Он на всякий случай на другую ветку перелез и стал исследовать угол двора, где дымила котельная.
Старик истопник сидел на завалинке, на нижней губе его болталась бумажная трубочка «беломорины». Все пацаны считали его безобидным и глупым, а Егор почему-то думал, что старик хитер и себе на уме. Может быть, это от собственной запуганности мальчик всех подряд страшился? И тут сам истопник задрал голову, легко встретился взглядом с таившимся в листве Егором, махнул приветливо рукой: слезай, мол, ко мне... Егор задумался, покивав в ответ — а вдруг, если это здорово? Он вотрется в доверие, обзаведется взрослым союзником и защитником. Если что, в котельной от врагов спрятаться можно будет. Глубоко вздохнул, чтобы расчистить сомнения, и полез вниз.
Когда спрыгнул на землю, Ханна заметила его, крикнула угрожающе, кинула камень. Егор пригнулся, шмыгая по кустам, замел следы, а потом прокрался к котельной. Настороженно вышел к старику, готовый если что, дать стрекача.
На самом деле, понял Егор, истопник вовсе не был старым. Не старше отца Егора. Наверно, он был больной и одинокий, и стал совсем плохо выглядеть. Редкие сивые волоски, стриженные под полубокс, поблескивали от пота на коричневом морщинистом черепе; какие-то пятна виднелись на воротнике выцветшей цветастой рубахи. На Егора без всякого выражения смотрели глубоко запрятанные блеклые глаза с укрупненными зрачками, колючая седая щетина как плесень укутала худое, изрубленное складками, загорелое лицо. Он весь был очень худой, даже изможденный. Налил себе в стакан из бутылки жигулевского пива, и Егор увидел, как дергаются под тонкой прозрачной кожей на руке старика косточки и узлы сухожилий. Егору становилось все более страшновато.
— Пить хочешь? — глухо, слабым голосом спросил истопник.
Егор кивнул, получил полстакана пива, с любопытством посмотрел, как шипит, истончаясь, в сосуде шапка белой пены. Пиво он пил впервые в жизни, сделал несколько глотков, и лишь потом почувствовал, какое оно горькое. Скривился, замотал головой. Хотя чем-то пиво понравилось.
— Запить надо, — понимающе кивнул истопник. — Сходи в котельную. Там на столе графин с водой. Тащи графин сюда.
