Чернела угольная куча, основательно подъеденная с одной стороны. Темнели вентили и какие-то короба. Пролом, через который устанавливали машину, так и не заделали до конца, и из него тянуло спасительной свежестью.
— Томас! — закричал сквозь пар Соверен. — Томас!
Он нырнул в белое облако и вынырнул у самого колеса, прошелся по шатким мосткам в опасной близости от движущихся частей машины.
Электричество шипело. В воздухе посверкивали разряды.
— Томас!
Бум-бум! — стучали поршни. Поди тут услышь. Бум-бум! Красноватый свет ламп с новыми угольными стержнями едва помогал поиску.
Соверен добрался до топки и нашел Томаса Хетчетта на лесенке, приставленной к котлу. Хетчет проверял показатели температуры и давления.
Соверен дернул его за штанину, заправленную в резиновый сапог.
— О! — сказал Хетчетт.
Он спустился и прокричал что-то под адский звон поршней. Лоб его блестел от пота.
Соверен показал на ухо. Тогда Хетчетт махнул рукой на поставленные в углу за загородкой верстак и лежанку. Соверен кивнул. Мощный клуб пара обжег ему лицо, и он, прижимая ладонь к глазам, чуть ли не вслепую побрел прочь от машины.
Эмерс поймал его за рукав и подвел к пролому.
— Подышите, сэр.
Соверен благодарно пожал старику плечо.
Через остатки кладки и вывалы земли, идущей на подъем, вид открывался как из норы или из берлоги — немного тумана и небо, окаймленное понизу верхушками кустов. Возможно, так этот свет виделся еще из одного места. Из могилы.
Соверен не выдержал и выбрался-таки наружу, подальше от зверского грохота поршней и густой и липкой жары.
Хетчетт вылез вслед за ним.
— Сэр, у вас какое-то дело?
Как и всякий человек, длительное время проводящий среди постоянного шума, он привык говорить чрезвычайно громко, полагая как раз, что его не слышно. Хотя поршни и лупили тише, глотка Хетчетта работала в полную силу.
Парень он был молодой, где-то в Саут-Треммонде у него была подружка. Соверен надеялся, что глухая.
— На сколько останавливали машину?
— Как обычно, — проорал Хетчетт. — Чистили колосник, заливали воду. Эмерс еще с катушкой возился. Думаю, не больше четырех часов в эту ночь, сэр.
— Хорошо. Вы нашли сменщика?
— Да, — кивнул Хетчетт, — есть один малый, Уэс Риндером, мы росли вместе. Он не любопытен и исполнителен. И в механизмах понимает.
— Мне хочется на него взглянуть. Машина не должна простаивать. Это жизненно важно, — сказал Соверен. — И случись что с Эмерсом, так как он староват… или с вами…
— Я все понял, сэр, — Хетчетт юркнул в пролом, словно ему было не уютно там, где не было проникающей в мозг долбежки.
Соверен нащупал ключ в кармане жилета.
Жизненно важно, застряли в голове слова. Жизненно… Все же, скорее, смертельно. Он вздохнул, снова окунулся в пар и грохот и прошел к незаметной двери, в которую, подвешенная под потолком, уходила часть проводов.
Ключ провернулся в замке.
Войдя, Соверен закрыл дверь за собой на засов. Еще три ступеньки вниз, во тьму и холод фамильного склепа. Рука механически сняла с полки керосиновую лампу.
Тусклый огонек спички родил такой же тусклый огонек фитиля.
Нужный Соверену каменный саркофаг находился в самой первой нише. Он пожертвовал каким-то безвестным предком, чтобы поместить туда Анну.
Анна…
Лампа встала на стык каменных плит, осветив лицо и грудь лежащей.
— Я снова пришел, — сказал Соверен, наклоняясь.
Он дотронулся до белого, холодного лба. Электричество ущипнуло пальцы. Из-под рыжих волос, из-под шеи с застывшей навсегда, иссохшей до незаметности жилкой выглядывали колечки тонкой металлической сетки.
Холод и электричество должны были сохранить Анну такой, какой она была при жизни, но, глядя на любимые черты, Соверен с болью замечал приметы пусть медленного, но неумолимого процесса разложения. Вот, вот! Синеватые тени под закрытыми глазами сделались обширней и гуще, кожа на правой щеке сморщилась, губы высохли, побелели и покрылись рубчиками.
Анна! Почему ты покидаешь меня?
— Я тебе почитаю, — дрожащим голосом сказал Соверен, опускаясь на каменную скамью. — Это Кольридж. Тебе понравится.
Он закутался в плед, настроился.
— Кубла-Хан. В стране Ксанад благословенной…
Ресницы у Анны дрожали от электричества, и казалось, что она только притворяется неживой.
За Кольриджем последовал Китс, за Китсом — Мартиган. Пар дыхания вырывался тающими облачками. «И тьма внутри — не та, что есть снаружи…» Из оцепенения, в которое Соверен незаметно впал, его вывел глухой стук в дверь. Он поморгал, повел заледеневшими плечами, отер ладонью лицо, убирая иней со щек и намечающейся бороды.
За дверью обнаружился Эмерс.
— К вам гость, сэр.
— Кто?
— Я не знаю этого господина.
— Так гони его прочь!
— Он сказал, что вам он нужнее, чем вы ему. Вот, — слуга протянул прямоугольник визитки, — он просил передать.
Соверен приподнял лампу. Золотое тиснение по черному полю складывалось в буквы: «Коулмен М. Р. Эфирные механизмы Коулмена и Лефоруа».
— Хорошо, — Соверен прикрутил фитиль. — Провалились бы они все к чертям!
Он запер дверь, подергал, проверяя, ручку.
М.Р. Коулмен бродил по темному холлу, держа в одной руке зонт, а в другой — золотой брегет. Появление Соверена он встретил неодобрительным движением брови, фыркнул и убрал часы в жилетный кармашек.
— Я не люблю… — начал он.
— Это понятно. Прошу, — показал на складные дверные створки Соверен.
— Прекрасно!
Коулмен порывисто двинулся в кабинет. Две высокие тени, отделившиеся, казалось, от общей тьмы, последовали за ним. Одна из теней несла внушительных размеров чемодан.
Пока Коулмен устраивался в кресле, которое недавно занимал доктор Мортимер, а тени обживали пространство за его спиной, Эмерс зажигал свечи. Скоро в кабинете стало достаточно светло, чтобы Соверен смог рассмотреть обладателя зонта, брегета и дорогой визитки.
М.Р. Коулмен был невысок, но плотен, хорошо развит. В прошлом, судя по мускулатуре и крепким плечам, он был неплохим кулачным бойцом. В пользу этой догадки выступали также перебитый нос и шрамы на костяшках пальцев. Лицо у гостя черты имело грубые, жесткие, даже уродливые, а чуть выдвинутая вперед нижняя челюсть всякую улыбку превращала в оскал.
Маленькие глаза под мощными надбровными дугами лишь дополняли звероподобный образ.
— Как я понимаю, — развязно произнес Коулмен, — передо мной — Джеймс Соверен Стекпол, инспектор с Гримхольм-стрит.
Соверен промолчал.
