нелегко: сено внутри давно сотлело, а ветви отказывались разгораться с новой силой. Но Костя был упорен. Он мастерски раздувал пламя, помогая огню войти в силу. Чтобы процесс пошел быстрее, Маша и Костя повторили ту же процедуру с нескольких сторон костра, надеясь, что со временем он разгорится равномерно.
– Кажется, все, – Людмила вернулась к друзьям, покончив с кострами поменьше.
– Кто-то идет, – Костя резко подскочил с места. Маша проследила за его взглядом и поняла, что он всматривался в чащу леса. Ту самую, где сегодня днем Мария и Людмила подвязывали букеты из рябиновых ветвей для защиты.
– Приготовьтесь, – сказала Люда и начала ловко складывать пальцы в сигилах, сменяя одну другой, пока не сложила боевое заклинание. Мгновение, и между широко расставленными пальцами возникла сияющая голубизной сфера.
– Подожди, – предостерегла Мария подругу. – Что, если это просто кто-то из гостей?
Люда усмехнулась.
– Спустя пять часов после начала праздника? Не думаю.
Костя стянул с себя куртку, а следом и кофту, обнажая голый торс. В теплом свете костра его мускулы показались Маше еще выразительнее, но она отбросила эту мысль, стараясь не терять бдительности. Идея, что у них с Костей впереди теперь долгие, счастливые годы, грела ей душу. Им больше не придется скрываться. Они смогут любить друг друга открыто, без оглядки на уставы кланов, если только получится пережить эту ночь.
– Я вижу их, – губы Кости дрогнули в отвращении. – Слабокровные.
Марии и Людмиле потребовалось еще время, чтобы наконец увидеть тех, о ком Костя говорил.
Их бледность не смягчил даже теплый свет пламени. Все как один худые, с впалыми щеками и темными кругами, залегшими под глазами.
Слабокровные выстраивались в ряд напротив южного костра. Мария встретилась с одной из вампирш взглядом, и та демонстративно обнажила длинные клыки. Другие зашипели не то от предвкушения пира, не то для того, чтобы показать врагам свою готовность к бою.
– И все же, пять ветвей было в связке или шесть? – вновь спросила Людмила. – Сейчас это знание может спасти нам жизнь.
– Скоро узнаем, – Маша взяла лицо Кости в ладони и заставила повернуться к себе. Она в последний раз заглянула в его глаза, пытаясь запомнить их до мельчайших деталей.
– Еще раз: прости меня, если сможешь.
Костя потянулся к ней навстречу, и их губы соприкоснулись в нежном поцелуе.
– Если бы мне пришлось пройти все девять кругов ада и воскреснуть только ради того, чтобы провести новый день с тобой, я бы заплатил любую цену.
Люда недовольно цокнула и закатила глаза.
– Голубки, хорош драматизировать. Хотите что-то сделать – так приготовьтесь лучше к бою. На кону не только ваше будущее.
– За будущее, – сказал Костя и расправил плечи, готовясь обратиться. – За нашу любовь.
Мария окинула беглым взглядом лежащих без сознания ведьм и оборотней, и на секунду ей показалось, что она видит движение. Медленно гости приходили в себя, но все еще недостаточно для того, чтобы защищаться. Мария глубоко вдохнула и размяла шею, готовясь во что бы ни стало продержаться до утра.
– За будущее, – повторила она за Костей и добавила: – Ради нас всех.
Татьяна Вешкина
Шоссе 66
I wish you only good things on the road sixty-six
1. Пять ассоциаций со словом «ведьма»?
Салем и Средние века, лесная чаща, травы и снадобья, остроконечная шляпа, полная неба, длинные темные платья.
2. Существует ли в жизни настоящая любовь?
Если имеется в виду эта безоговорочная, бессмертная любовь, то даже не знаю, есть ли она. Но лично мне бы очень хотелось, чтобы она и правда жила не только на страницах книг и внутри кинолент, но и в сердцах многих людей.
3. О чем эта история?
Моя история о тайном ордене, который награждает исполнением желания всех достойных людей, которые что-то сделали для этого мира. Эта небольшая повесть и о дороге, ведущей через опасности, и о дорогах, ведущих нас своим особым путем. Ведь что бы это было за желание, если ради его исполнения не пришлось бы пережить приключения и оказаться на краю света?
«Шоссе 66» еще и о той самой безоговорочной любви, которую встречаешь всегда вовремя, только когда готов. По иронии судьбы, главный герой Леви чаще всего видит именно чужие сны, но благодаря этому учится лучше разбираться в самом себе.
Я проснулся, подчиняясь воле старого зова. Это было похоже на покалывание, приподнимающее волосы на затылке и спускающееся по позвоночнику вниз, словно по детской горке в аквапарке. Игнорировать его было невозможно. Хотелось собирать вещи в чемодан, и не аккуратно, а швыряя как попало; хотелось завести мотор автомобиля, хотелось слышать, как он вибрирует в каждом изгибе черного корпуса. Перед глазами расстилалась полутьма отельного номера, голубая и неприрученная, а прямо за ней реальность рисовала растекающиеся малиновые сливки рассвета в зеркале заднего вида моего «Форда Мустанга» 1966 года выпуска. Я видел одновременно настоящее и уже минувшее. Больше никаких собственных снов на ближайшие несколько недель – только чужие. Но давайте по порядку.
Когда я только появился на свет, меня назвали Леви, что переводится с иврита как «сопровождающий». Если бы родители знали, насколько говорящим и буквальным однажды станет мое имя, то придумали бы что-нибудь попроще и не смущали судьбу понапрасну. Так получилось, что я не искал работу, – она сама нашла меня, и даже не спросила, нуждаюсь ли я в ней. Хотя если бы у меня появился выбор, то я ничего бы не стал менять в собственной жизни. Потому что мне досталась профессия мечты. Никаких скучных офисов, пахнущих тараканами и несвежими начальниками, никакой бумажной работы и полное отсутствие ве́ера печатных бланков. В мое распоряжение поступало неограниченное количество ресурсов, а будни оборачивались закрученными приключениями. Я отвозил пассажиров из пункта А в пункт Б, иногда пересекая при этом не один континент.
Что это окажется за пассажир, решало само провидение, которое общалось со мной образами и снами, посылая координаты местонахождения заветной персоны и много, действительно много информации о жизни моего будущего спутника. Все эти люди, которых я отвозил, были совсем непохожи друг на друга, как снежинки или звезды в небе, и если крепко задуматься, то их объединяла лишь известность. Но не обязательно та известность, о которой вы подумали: не политическая, не творческая и даже не скандальная. Мои пассажиры прославились своими гуманистическими качествами. Они сделали что-то хорошее для этого мира, хотя иногда их заслуги замечало лишь мое начальство, даря в ответ исполнение одного желания. От меня требовалось встретить счастливчиков и обеспечить им комфортное путешествие. Мне не нужна была карта, потому что я сам становился картой.
Пудинг из облаков ложился на ветровое стекло мчащегося «Форда Мустанга», а в дате выпуска моей машины скрывалась еще одна ирония. До того, как мое руководство разрешило мне приобрести любой автомобиль, в котором мне будет комфортно возить людей, я часто ездил во сне на этом блестящем красавце, внутри которого рокотала мощь и свобода. В полудреме я касался руля руками в красных перчатках и смотрел на бескрайнюю дорогу – серпантин из хлопушки, которому не было конца. Лента Мебиуса, наложенная на земной шар.
Какая ирония, я никогда не представлял себя сидящим в «Мустанге» 66-го года, несущемся по шоссе номер 66, – но это все-таки стало правдой! Я не мог знать, как выглядит эта американская Дорога Жизни, не видел ее в кино и не читал о ней книг, не слушал вполуха городские легенды о таинственных происшествиях и ворохе случайностей, творящихся на шоссе 66. Я даже не жил в Америке… но когда я еще вел свою обычную человеческую жизнь, то часто просыпался после сновидений, в которых видел ту самую заветную автостраду.
Тогда у меня было то, к чему так принято стремиться, – большой дом в небольшом европейском городке, большая семья, и всего было намного больше, чем мне на самом деле нужно. Я чувствовал себя чужим; актером, играющем в пьесе, и не понимал, где свернул не туда. Когда все пошло не так, как я задумывал? Меня окружали люди, которые меня не понимали и жили поверхностно, напоказ. Главное для них было – «А все ли я делаю так? И что же, не дай бог, подумают обо мне соседи?» Мои жена и дети никогда не хотели путешествовать, потому на другие края я смотрел лишь краем глаза – и только во сне. Лишь там я был по-настоящему свободен. Я не стал тем не-джентльменом, который бросает все и разрывает все связи, потому что знал, что это лишь все усложнит. Я запутаюсь в том, кто я есть, чего я хочу, и буду винить себя
