стал отцом одиночкой. Работу он бросить не мог, задерживаться на ней временами приходилось аж до девяти часов вечера, поэтому мужчине пришлось нанять няню. Ей стала молодая девушку, Пенелопа Бертдсон. Она почти что заменяла мать малышке, и выполняла все ее обязанности. Девушка забирала Кристал из садика, следила и ухаживала за ней до той поры, пока не придет отец. Няня была приятной девушкой, но в ту роковую ночь, в которой Боб сейчас оказался, мимо их дома пролетал очень опасный вид призрака, который, как он узнал спустя некоторое время, называли «кочующим». Они не привязаны к конкретному месту, и могут свободно перемещаться по миру и вселяться в людей, что делает их в десятки раз опаснее.
Боб снова почувствовал, что теряет управление над телом, которое, как он ни сопротивлялся, все же двинулось к входу в дом. «Нет, пожалуйста, только не это, пожалуйста!», — молился в своих мыслях мужчина, но тело осталось глухо к ним, и упрямо и безжалостно продолжало делать свое дело. Поднявшись на свой этаж, «робот» Боб полез в карман и отворил дверь. Зайдя внутрь квартиры, он положил ключи на стол и выкрикнул имя дочери, но на его зов никто не прибежал, и это удивило Боба. Обычно Кристал, только заслышав поворот ключа в скважине, сразу же мчалась его встречать и, после объятий, спрашивать «не купил ли он случаем ей что-нибудь вкусненькое?». В тот судьбоносный день Боб подумал, что, возможно, они куда-то ушли и еще не вернулись, и, почувствовав легкое беспокойство, словно человек, переживающий за выключенный или нет утюг в пустой квартире, полез в карман и собирался набрать номер телефона няни, одновременно с этим следуя на кухню, в которой горел свет. Но, увидев Пенелопу, сидящую на стуле спиной к выходу и смотрящую в окно, Боб выдохнул и убрал телефон обратно в карман.
«Наверно, она разукрашивает картинки или лепит что-нибудь, и хочет доделать работу до моего прихода», — подумал Боб. Мужчина, не издавая ни звука, двинулся к молодой няне, и только тогда увидел лежащую неподалеку от нее на полу маленькую бледную ножку. Остальная часть тела была скрыта от взора дверной рамой и стеной. Боб еще не понял, что случилось, но внутри у него все оборвалось.
— Пенелопа! — еще раз позвал несчастный (бывший) отец (и муж), и на этот раз девушка повела ухом.
Просидев в таком положении несколько секунд, няня все же обернулась, и Боб увидел ее безумное лицо, запачканное красными каплями и мазками, словно она только что пришла с фестиваля красок, где есть только кровавый цвет. Застыв, мужчина с полуоткрытым ртом наблюдал, как Пенелопа медленно поднялась, сверкая в глазах жаждой смерти и убийства, и Боб заметил в ее правой ладони окровавленный кухонный нож, который она сжимала в руке. В голове мужчины сложились два и два, но он не успел на это никак отреагировать, так как няня закричала и бросилась на него.
Няня, визжа словно вепрь, в ребра которого загоняют острие копья, толкнула плечом ошарашенного растерянного Боба и повалила на пол. Оседлав мужчину и прижав его своим весом к полу, она попыталась пронзить его грудь (словно на видеозаписи у Джима) окровавленным ножом, но Боб вывернул ей запястья и сделал толчок поясом в ее бедра, и девушка, дернувшись, подалась вперед и упала на нож, сжимаемый в ладони мужчины. Сталь вошла едва не по самую рукоять, пробивая и разрезая кожу, мышцы, хрящи и органы.
Девушка охнула, застонала и выдохнула одновременно, как вдруг ее тело отбросило от Боба неведомой силой. Она проскользила по полу, словно камень для игры в керлинг по льду, и врезалась в стену. В тот момент Боб впервые увидел призрака. Он вышел из тела Пенелопы, но был невидим, лишь его тень отбрасывалась на стену (призракам было плевать на законы физики, фотоны и тому подобное, ведь они не из нашего мира). Девушка же стонала, пытаясь остановить кровь, вытекающую из раны, словно морс из треснутой пластиковой бутылки, и (глупая) вытащила нож из раны. Она словно открыла шлюз, сдерживающий бьющуюся в него бурную своенравную реку.
Боб не отрывал своего испуганного, ничего не понимающего взгляда от темного силуэта на стене. Но вдруг тень дернулась в сторону кухни, меньше чем за секунду преодолела расстояние и вылетела через окно, вдребезги при этом разбив стекло, вставленное в раму всего год назад во время небольшого ремонта.
Поднявшись на ноги, Боб быстро посмотрел на продолжающую зажимать свою рану и из последних сил пытающуюся поддерживать свою жизнь Пенелопу, и вспомнил о дочери.
— Кристал! — хрипло позвал он, ковыляя в сторону кухни и не отрывая взгляда от маленькой детской ножки, так беззащитно лежащей на холодном безжалостном полу. — Кристал!
Нутро продолжало подсказывать, что случилось что-то непоправимое, но Боб до конца не хотел в это верить. Его сердце билось, словно сумасшедшее, едва не разрываясь от страха и предстоящей скорби. Когда он, вбежав на кухню, увидел тело своей дочери целиком, перевернутое на живот, Пенелопа, все еще лежа в коридоре, несколько раз дернулась, ее тело свело предсмертной агонической судорогой, и она испустила дух. Поначалу Боб ничего не почувствовал, потом в нем словно что-то оборвалось (надежда на то, что Кристал все же жива), и его прорвало. Огонь разжегся внутри мужчины, бушующее пламя гуляло по нему, выжигая все человеческое естество, и оставляя после себя лишь тлеющие остатки и холодную пустоту, которую нечем было заполнить.
Боб рухнул на колени, не веря своим глазам. В этот момент он думал и обо всем, и ни о чем одновременно. Казалось, все воспоминания, связанные с Кристал, проносились у мужчины перед глазами.
Мужчина дрожащей рукой дотронулся до холодной, словно вырезанной из куска льда, спины дочери, СВОЕЙ дочери, чувствовал стекающие по щекам горячие слезы (и понятно, второй раз такое пережить), но вдруг девочка резко приподнялась на руках и посмотрела на Боба, схватив его при этом за плечо своей маленькой ручкой. Сейчас на него смотрело не лицо Кристал (которая была уже мертвой на тот момент), а та самая девочка из картины отеля. Ее лицо исказил жуткий (даже слегка напоминая звериный) оскал.
— Теперь-то ты понял?! — спросила она совсем не детским, женским голосом.
Девочка вскочила на ноги и толкнула Боба. Мужчина шлепнулся на пятую точку и почувствовал выстрел боли, отозвавшийся
