Время уже не пронесется мимо меня. Сон теперь слишком дорогое удовольствие.
«Верно, Аннукар, ты прав, как никогда раньше»
Фалкор сидел на холодном камне, слушая далекий рокот небесных зверей. Они улетали ни с чем, оставляя за собой лишь прах и пепел. Шаман чувствовал, как погибают люди за каменной стеной, как последние искры их жизней рассыпаются по бездушному ветру и улетают в Земли Грез.
Видения не обманывали. Светлый Лик никогда не врал. Он помогал племени Фалкора, не требуя ничего взамен. Лишь откладывал свое пожелание на далекое будущее, обещая, что шаман сможет достойно расплатиться со своим покровителем. Сухие леса всегда полны дичи, воины возвращаются целыми и невредимыми, не знают страха перед людьми в железных одеждах. Спасибо тебе, добрый дух.
Тихий рык шуршал за спиной дикаря.
‑ Земля свободна?
Длинная волчья морда радостно осклабилась, поравнявшись с шаманом. Кин‑следопыт недовольно ворчал. Вытянутый остроухий череп и длинные лапы медленно принимали человеческие очертания, черная шерсть становилась все короче, больше походя на рваную шкуру, чем родную плоть следопыта.
‑ Еще нет, ‑ прохрипел он, поднимаясь с передних лап на ноги. ‑ Непомнящие мечутся, как загнанные кабаны. Ползут под землю, прямо в лапы Безумцев.
‑ Охотники еще не готовы?
‑ Скоро придут. Светлый Лик говорил с тобой сегодня?
‑ Нет, Кин. Я не видел его с нашего выхода из Рощи. Кажется, мы все же вернем ему долг за нашу сытую жизнь.
‑ Каждый из нас отдаст последнюю кость за Светлого Лика, можешь не сомневаться!
‑ Я верю в твою преданность, Кин. Но я боюсь другого.
Рука невольно задрожала. Толстый бурый росток выглянул из‑под серой кожи шамана, чувствуя приближение скорой битвы. И еды. Много, много еды.
‑ Жизнь голодает? ‑ настороженно спросил оборотень, прикоснувшись к тонкому стеблю. И тут же отдернул. Росток резал плоть не хуже серебряного клинка.
‑ Она всегда голодает, ‑ вздохнул Фалкор. Дар доброго духа был слишком тяжел, даже для сильного духом. Нести в себе волю Светлого Лика могли немногие. Жизнь растет, она голодает, и готова в любой момент высушить приютившего ее до костей. ‑ Роща в сохранности, но… не знаю, меня так давно не терзало это проклятое чувство.
‑ Какое? ‑ удивился Кин.
‑ Сомнение, Кин.
‑ Ты же шаман, Фалкор! Ты ‑ голос Светлого Лика, твой выбор ‑ это Его выбор. А Он никогда не ошибается.
‑ Да…
Фалкор молчал. Драконы улетали прочь в свои гнезда, но в крепости еще бушевал гром. Магия Непомнящих полыхала в небесах жутким заревом, словно предвещая ‑ больше никто не сможет укрыться за этими могучими стенами. Теперь они принадлежат пустошам.
Громкий клекот раздался над головами дикарей. Взмахнув могучими крыльями, рядом с шаманом опустился орел. Его красные глаза не отрываясь смотрели на Фалкора. Шаман молча беседовал со своим другом, таким же хищником, несущим в себе семя будущей Жизни.
‑ Что такое? ‑ спросил Кин, почесывая заострившиеся уши.
‑ Зови остальных, мы идем за стены.
Вновь обернувшись волком, следопыт умчался прочь, нести весть заждавшимся воинам. Фалкор всегда хотел иметь такую животную уверенность в своем бытие. Светлый Лик говорил, что мир таков, какой он есть, и нельзя искать в нем правды или лжи, добра или зла. Духу виднее, думал дикарь, поглаживая пробивавшиеся из его тела отростки. Те лишь плавно извивались, точно исполняя змеиные танцы. Если мучают сомнения, лучше всего отдаться долгу. Это единственное, в чем нельзя сомневаться.
Опершись о сухую клюку, служившую ему опорой, шаман пошел вслед за следопытом, вновь погрузившись в глубину собственных раздумий. В нем мало веры, слишком мало веры. Но Светлый Лик сделал свой выбор.
* * *
‑ Надо вернуться в город, Архимагу может потребоваться наша помощь!
Боги, какой шум! Опять глаза не желают меня слушаться.
‑ О чем ты говоришь, Башет?! Город разгромлен в прах, старик уже мертв!
‑ Но это наш долг!
‑ Вампиры никому ничего не должны!
Пустозвоны… Что случилось?
‑ Матушка, он очнулся! ‑ Черт, опять этот девичий писк!
‑ Наконец‑то, сонная ты мышь, ‑ мягкий усталый бархат проник в мои уши. Моя голова лежит на ее руках, холод кольчуги щекочет мне затылок. А вокруг не толпа ‑ стадо ‑ сородичей, ревущих, словно торговки на рынке.
‑ Неблагодарные твари! ‑ рычал тот, кого звали Башет. Доспех на его могучем теле походили на рубище, огромный клинок сплошь покрыт зазубринами, лицо напоминало маску демона, столько шрамов покрывало его. ‑ Господин Зеин дал нам все ‑ серебро, власть, укрыл нас за стенами, а вы так хотите ему отплатить?! Какие же вы Бароны?! Грязные шавки, пожиратели крыс!!!
Толпа неистовствовала. Одна часть ряженых шутов хотела разорвать храброго, но глупого воина, другая всецело поддерживала его. Такой тяжелой вони Тьмы, крови и звериной мощи я еще не чуял.
‑ Лучше подумай о своей шкуре, жалкий рубака! ‑ отбивался долговязый вампир. Волосы заколоты на затылке, словно у женщины, на мантии ни единого пятнышка, лишь серебро и золото. ‑ Заклятие спало со стен, даже Некроманты не смогли справиться с драконами! Что ты сделаешь? Сложишь голову в бою, как Ангус? Он ведь не был дураком, но где он теперь?
‑ Лучше умереть с мечом в руке, как подобает Пути Зверя! Ты трус, Эмал! Прячешься в тени, как драный падальщик! Кем бы ты был, если бы не Зеин?..
‑ Что происходит? ‑ спросил я, глядя в ее усталые глаза. Как я не утонул в них раньше… опять смутный, но такой теплый сон из глубин памяти…
‑ Не шевелитесь, господин, ‑ прошептала Кларисса. ‑ Драконы разнесли город на куски, и Архимаг пропал.
‑ Старик… Как пропал?!
‑ Никто не знает. Прости нас, Спаситель… ‑ словно заведенная затрещала Эльза.
Боги, как она меня раздражает! Того и гляди весь чертов потолок со всеми мозаиками обрушится на мою голову!
‑ Где мы? ‑ спросил я.
‑ В храме Дахаки, в Чумном квартале, на кладбище. Вам это ни о чем не скажет.
‑ А где мой раб?!
‑ Ушел за господином Зеином. И все еще не вернулся.
Боги! Ни раба, ни старика рядом нет, и неизвестно, куда меня притащили! В памяти всплывали рваные видения наглого щенка. Мало, очень мало. Сребролюбцы, выродки, одержимые дурманами, живодеры, развратники ‑ все словно были мне родными, и каждого я смутно знал в лицо. Особенно двух самых громких крикунов.
Кто не знал Башета? Башета знали все. Все до единого сородичи считали его придурком, помешанном на личном кодексе чести. За что его и уважал старик‑колдун. Пес жаждал служить и рвать глотки во имя доброго хозяина. Некромант не был разочарован.
