Поэтому я хорошо услышал низкий мужской голос, прозвучавший за окном машины.
— Не шевелитесь, оба, — послышался характерный клик-клак передергиваемого магазина помпового дробовика. — А то убью.
Когда на вас нацелено ружье, у вас на выбор имеется два пути: или действовать, быстро и неожиданно для противника, в надежде на то, что вам повезет — или застыть неподвижно в надежде договориться. С учетом того, что для бегства или борьбы пространства у меня было маловато, я выбрал вариант «Б» и застыл как изваяние.
— Полагаю, — с надеждой в голосе поинтересовался я, — у тебя не полноценная армейская модель?
— У нее сиденья с индивидуальным подогревом и си-ди-чейнджер на шесть дисков, — отозвался Томас.
Я нахмурился.
— Это, конечно, на порядок приятнее, чем всякая дурацкая фигня вроде брони и пуленепробиваемых стекол.
— Эй, — обиделся Томас. — Я не виноват, что у тебя специфические запросы.
— Гарри, — произнес человек с дробовиком. — Будьте добры, поднимите правую руку.
Я удивленно заломил бровь. В обычный лексикон мордоворотов с нацеленными в вашу голову ружьями редко входят вежливые обороты вроде «будьте добры».
— Хочешь, я его убью, — едва слышно предложил Томас.
Я чуть заметно мотнул головой и поднял руку растопыренными пальцами вверх.
— Покрутите ей, — произнес мужчина на улице. — Покажите мне запястье.
Я повиновался.
— Ох, слава Богу, — выдохнул голос.
До меня, наконец, дошло. Я повернул голову к окну.
— Привет, Хват, — сказал я сквозь стекло. — Это у вас дробовик мне в башку нацелен, или вы просто рады меня видеть?
Хват — стройный молодой человек среднего роста. Волосы у него серебристо-белые, шелковистые, и хотя красавцем его не назвать, есть в, скажем честно, не особенно примечательных чертах некая спокойная уверенность, делающая его привлекательным. Очень он теперь отличается от того нервного, дерганого юнца, каким я увидел его впервые несколько лет назад.
Одет он был в джинсы и зеленую шелковую рубаху — ничего больше. Ему полагалось бы мерзнуть, чего он явно не делал. Густой снегопад просто обходил его стороной. Снежинки каким-то образом находили путь к земле, минуя его фигуру. К плечу его прижимался прикладом дробовик с длинным стволом, на поясе висел меч.
— Гарри, — произнес он ровным, лишенным враждебности голосом. — Мы можем спокойно переговорить?
— Могли бы, — отозвался я, — если бы вы не начали с тыканья мне в лоб своей пушкой.
— Неизбежные меры предосторожности, — вздохнул он. — Мне необходимо было убедиться, что вы не приняли предложения Мэб.
— И не стал новым Зимним Рыцарем? — спросил я. — Хват, вы же могли просто спросить меня.
— Стань вы одним из подручных Мэб, — возразил Хват, — и вы солгали бы мне. Это изменило бы вас. Превратило бы в слепое орудие ее воли. Я не смог бы вам доверять.
— Вы же сам Летний Рыцарь, — отозвался я. — И я поневоле вынужден задуматься, не наложило ли это на вас такого же отпечатка. Похоже, Летние последнее время не слишком мною довольны. Как знать, может, вы тоже всего лишь орудие чьей-то воли?
Хват смерил меня взглядом поверх ствола, потом резко опустил дробовик.
— Туше.
Словно ниоткуда в руке у Томаса возник полуавтоматический пистолет, размером вполне подходящий к его тачке, и он целился Хвату в лоб прежде, чем тот успел договорить.
Взгляд у Хвата расширился.
— Ох, черт.
Я вздохнул и осторожно забрал пистолет у Томаса.
— Ну, ну. Не будем создавать у него ложного впечатления о характере нашей беседы.
Хват с облегчением перевел дух.
— Спасибо, Гарри. Я…
Я уставил ствол пистолета в лоб Хвату, и он застыл с разинутым ртом.
— Бросьте дробовик, — приказал я ему, даже не пытаясь изобразить дружелюбие.
Он сжал губы, но подчинился.
— Шаг назад, — скомандовал я.
Он послушно отступил на шаг.
Я выбрался из машины, ни на мгновение не опуская пистолета. Осторожно нагнувшись, я подобрал дробовик и, не оборачиваясь, протянул его назад, Томасу. Потом молча заглянул в лицо седоволосому Летнему Рыцарю. Бесшумно падал снег.
— Хват, — негромко произнес я, выждав небольшую паузу. — Я понимаю, в последнее время вы проводите кучу времени, вращаясь в сверхъестественных кругах. Я понимаю, такие старомодные штуки, вроде пистолетов и ружей не воспринимаются уже вами в качестве серьезной угрозы. Я понимаю, что вы, возможно, хотели просто продемонстрировать серьезность своего подхода, и что мне полагалось бы воспринимать весь ваш арсенал в качестве антуража для переговоров, не более, — я прищурился на мушку Томасова пистолета. — Но вы переступили черту. Вы целились из ружья мне в голову. Друзья так не поступают.
Тишина. Снегопад.
— Нацельте оружие на меня еще раз, — так же тихо продолжал я, — и вам, черт подери, лучше нажать на спусковой крючок сразу. Вы меня поняли?
Хват прищурился и кивнул.
Я дал ему еще полюбоваться пару секунд на дырку ствола, потом опустил пистолет.
— Холодно, — сказал я. — Чего вы хотели?
— Я пришел предупредить вас, Гарри, — ответил Хват. — Мне известно, что Мэб назначила вас своим эмиссаром. Вы не знаете, во что ввязываетесь. Я пришел посоветовать вам держаться от этого подальше.
— Или что?
— Или вам будет больно, — тихо ответил Хват. Вид у него был усталым. — Может, вас убьют. И пострадает куча случайных людей, — он поднял руку и продолжал чуть быстрее. — Пожалуйста, поймите меня. Я не угрожаю вам, Гарри. Я просто говорю вам, какие могут быть последствия.
— Я бы гораздо легче поверил вам, если бы вы не начали разговор, угрожая убить меня, — заметил я.
— Прошлый Летний Рыцарь погиб от руки своего Зимнего коллеги, — ответил Хват. — Собственно, большинство их погибали именно таким образом. Если вы примете предложение Мэб и поступите к ней на службу, у меня не будет ни малейшего шанса выстоять против вас в открытом бою, и мы оба это прекрасно понимаем. Я сделал то, что сделал, для того, чтобы предупредить вас, защитив при этом и себя.
— О, — кивнул я. — Значит, это был предостерегающий дробовик. Это меняет дело.
— Черт подери, Дрезден, — сказал Хват. — Что мне сделать, чтобы вы меня выслушали?
— Вести себя более доверительным образом, — ответил я. — Ну например, следующий раз, когда вы узнаете, что громилы Летних собираются устроить на меня наезд, вы можете позвонить мне, дав мне небольшой гандикап.
Хват поморщился. Лицо его дернулось от видимого усилия. Когда он заговорил, зубы его остались крепко сжатыми, но я все же мог с некоторым усилием разобрать его слова.
