Вспыхнули три передние фары. «Такер» дал задний ход на мостовую, расплавляя шинами асфальт и превращая его в горячую жижу. Разворачиваясь, чудовищный автомобиль издал душераздирающий вопль и, хотя не задел машину Алана, отбросил ее назад на несколько футов неведомой силой. Передняя часть «талисмана» засветилась молочно-белым туманным излучением, и внутри этого излучения машина стала приобретать иную форму, иные очертания.
Она взвизгнула и помчалась в сторону к полыхающему столбу пламени и черного дыма, где столь недавно находилось здание муниципалитета, и дальше сквозь свалку из искореженных до неузнаваемости машин и телевизионных фургонов, и еще дальше, к Касл Стрим, через которую уже не было моста.
Рычал, словно безумный, мотор «талисмана», шептали, вздыхали и бормотали в воздухе выпущенные на волю души, а молочно-белый туман, сопровождавший «талисман», заструился назад, скрывая машину из виду.
На какую-то долю секунды из окна показалось лицо чудовища-Гонта, обернувшегося, видимо, для того, чтобы запечатлеть навеки образ своего губителя, Алана Пэнгборна, взглядом красных, ромбовидных глаз, и рот его широко распахнулся, издав звериный, прощальный рык. «Такер» помчался дальше.
Он быстро набирал скорость, несясь вниз по улице в сторону моста, и так же быстро менял свой внешний вид. Машина таяла, растворялась. Крыша отодвигалась назад, блестящие хромированные круги на колесах превращались в спицы, а сами колеса становились тоньше и выше. Некое живое существо выползало из передней решетки «такера». Это существо приобретало очертания лошади, вороного жеребца, с глазами такими же красными, как у мистера Гонта, телом, окутанным все тем же молочно-белым туманом, и копытами, высекающими искры из асфальта, оставляя в местах прикосновения глубокие, дымящиеся следы.
«Такер-талисман» превратился в открытую колесницу, а на высоких козлах сидел и правил горбун-карлик. Сапоги карлика упирались подошвами в крылья экипажа, и загнутые носы этих сапог горели, как свечи.
Но это еще не все. Пока колесница мчалась к оконечности Мейн Стрит, у нее начали раздуваться бока, деревянная крыша со свисающими карнизами тоже как бы материализовалась из туманной пелены. Спицы колес засветились неземным огнем, так же, как и копыта вороного, и вот колесница оторвалась от земли. «Талисман» превратился в колесницу, а колесница – в некое подобие фельдшерского фургона, какие бороздили страну сотни лет назад. На борту этого фургона возникла надпись, которую Алан, напрягая зрение, успел прочитать:
ОПУСТОШИТЕЛЬ
Уже в пятнадцати футах над уровнем земли фургон поднимался все выше, пролетев сквозь столб пламени, объявший развалины здания муниципалитета.
Копыта вороного отталкивались он невидимой в небе дороги, по-прежнему выбивая оранжево-синие искры. Кажущийся на такой высоте маленьким коробком, фургон пролетел над Касл Стрит, в бушующих водах которого скелетом динозавра покоился взорванный мост.
Затем Мейн Стрит окутало облако черного дыма от догорающих останков муниципалитета, и когда дым этот рассеялся, Лилэнда Гонта и его дьявольской колесницы след простыл.
– 18 –
Алан проводил Полли к патрульному автомобилю, на котором приехали Норрис Риджвик с Ситоном Томасом.
Норрис все еще сидел на окне и держался за подставку мигалки. Он так ослабел, что не в силах был спуститься обратно в салон машины.
Алан обхватил Норриса вокруг живота (эту часть тела и животом-то назвать было затруднительно, настолько тщедушен был его хозяин) и помог ему выбраться.
– Норрис?
– Что, Алан?
– Ты теперь можешь переодеваться в конторе когда и сколько захочешь.
Норрис, казалось, его не слышал.
Алан почувствовал под руками, обнимавшими первого помощника, липкую кровь, сочившуюся из-под блузы.
– Ты тяжело ранен?
– Не слишком. Во всяком случае, мне так кажется. Но это… – он протянул руку в сторону к центру города, над руинами которого полыхал пожар и поднимались столбы черного дыма.
– Все это – моя вина.
– Ты не прав, – вмешалась Полли.
– Тебе этого не понять. – Лицо Норриса осунулось от горя и тяжкого чувства вины. – Это я порезал шины Святоши Хью! С меня все началось!
– Да, – сказала Полли, – ты, конечно, это сделал. И тебе придется жить дальше с этими воспоминаниями. Так же, как мне не забыть, что виновницей смерти Туза Мерилла оказалась я. – Она указала в том направлении, где католики и баптисты разбредались кто куда, провожаемые взглядами обезумевших от бессмысленности своих усилий полицейских. Некоторые из воинственных верующих брели поодиночке, кое-кто – группами. Отец Брайам поддерживал за плечи своего злейшего врага, преподобного Роуза, Нэн Робертс обнимала за талию Генри Пейтона. – Но кто сподобил их всех на это, Норрис?
Кто послал на смерть Нетти и Вильму? И всех остальных? Если все это сделал ты один, Норрис, значит считай, что свернул горы.
Норрис громко всхлипнул и разрыдался.
– Я так виноват!
– Так же, как и я, – тихо произнесла Полли. – Мое сердце разбито.
Алан обнял их обоих за плечи, а затем склонился к Ситону Томасу, сидевшему на пассажирском сидении патрульного автомобиля.
– Ты-то как, старина?
– Полон сил, – с готовностью ответил Сит. И действительно, судя по его выражению лица, он был слегка растерян, но возбужден и в боевой готовности.
– Нашим согражданам досталось гораздо больше, чем мне.
– Кажется, Норриса надо отвезти в больницу, Сит. Если у тебя в машине хватит места, можем поехать все вместе.
– Конечно, Алан, о чем речь! Залезайте. В какую больницу поедем?
– В Северный Камберленд. Там сейчас находится. Маленький мальчик, которого мне хотелось бы проведать, надо убедиться, навещал ли его отец.
– Алан, скажи, неужели то, что я видел, произошло на самом деле?
Неужели этот тип взлетел на воздух в какой-то немыслимой повозке?
– Не знаю, Сит, – признался Алан. – И более того, клянусь Богом, знать не желаю.
В этот момент подошел Генри Пейтон и тронул Алана за плечо. Глаза у него лихорадочно блестели, и взгляд был близок к безумию. Он походил на человека, который внезапно решил резко изменить свой образ жизни, или образ мыслей, или и то и другое сразу.
– Что случилось, Алан? – спросил он. – Что же все-таки произошло в этом Богом проклятом городе?
За Алана ответила Полли.
– Здесь совершилась торговая сделка. Самый грандиозный аукцион, какой когда-либо видел свет, и проводился он по своим особым правилам… Но перед самым его окончанием кое-кто из нас решил все-таки не покупать товар, предложенный на продажу.
