— Нет, всё правильно, — задумчиво ответила я. — Ты сделала. Туда, видимо, переносилось за раз много магов из тех, кто достиг могущества… скажем так, неправильным путём, — вслух произносить, каким именно, считалось одновременно и неприличным, и плохой приметой, а так как мы обсуждали подобное редко, я так и не привыкла называть вещи своими именами. Надо привыкать и говорить. — После тёмных такие следы остаются. Некоторые могли взбудоражить окрестную нечисть, а то и нежить, одними только эманациями своей магии, так что защититься надо было. Мало ли. Но только я никогда не видела, чтобы на это так реагировали птицы.
— Про тёмный путь я и сама знаю, — сказала Вера. — Но разве они там все были некромантами?
— Нет, отчим говорил, что оно не от этого зависит. Просто, когда маг так кого-то выпивает, он сам становится… вроде как чуть более нечистью, чем обычные люди, ну, он вроде что-то такое нёс… точно не помню. Или, ну, вроде бы, как-то влияет на нечисть, то есть, эманации его ауры влияют, — если честно, я совершенно этого не помнила и уже сама в этом всём запуталась. — Тебя тоже задело, да? — а вот это я знала точно.
— Возможно, — Вера нахмурилась. — Но разве там могли все птицы быть нечистью?
— Про птиц я такое слышу в первый раз. Но, кстати, ты же испугалась, а не захотела с ними улететь, нет разве? Я не знаю, что чувствует и хочет нечисть неразумная, но ты же испугалась!
Я тем временем ещё и вглядывалась в окрестные деревья. Но ничего заметить не смогла. И никого, конечно же.
— Нет там птиц, — покачала головой Вера. — Вообще.
— А они только с этой полянки сорвались, или за теми магами уже тогда стая летела?
— Э… только с этой, — удивлённо сказала она.
И вдруг взмыла в небо на полной скорости. Я только и успела, что кривовато накинуть на неё Доверие и проорать:
— Невидимость сплети!
Она услышала. И вроде даже успела сделать это до того, как поднялась над верхушками деревьев. Но также быстро, впрочем, и вернулась.
— После этой полянки за ними летят все птицы. Их очень много, и они продолжают слетаться со всего леса. Поднимаются по мере пролетания, если можно так выразиться, — она жутковато усмехнулась. — Самого облака уже не видно, далеко оно, но птиц летит огромная стая.
Это было ужасно странно и, действительно, даже страшновато. Но за сегодняшний день, ещё даже не думающий подходить к концу, произошло уже слишком много очень странного и просто ужасного, так что, кажется, мы должны были пожать плечами и не обращать на это лишнего внимания. А я ведь даже до сих пор не рассказала Вере про Теана, вернее, про замок, его самого-то я не нашла.
Но, раз вспомнила, рассказала. Мы всё ещё были под Доверием, мы были хорошо защищены, так что вряд ли тайная служба смогла бы нас подслушать… впрочем, какая уже разница? Хоть ты криком кричи — всё равно и так и так мы уже трупы. Или заключённые. С тележками. Таскаемся. Зато на замок красивый можно будет долго любоваться… До самой смерти. Недельки три.
И даже отчим, наверное, не вытащит.
— Ну, скажем так, ничего неожиданного, — рассудительно заявила Вера.
— Ну, ожидать от тайной службы можно вообще чего угодно, — в тон ей ответила я. — На то они и тайная служба, чтобы про них можно было что угодно додумать и заранее додуманного испугаться.
— Но зато, если с ней столкнёшься, совершенно точно больше ничему не удивишься…
— Не без этого…
Да, тайная служба у нас действительно была на редкость тайной. У них была своя система тюрем, отличная от тюрем обычной стражи, и никто не знал, что там происходит. Они могли забирать людей без объяснения причины и сажать без суда, и часто родственники заключённого вообще не могли узнать, за что. Они могли вызнать о тебе всё, что угодно, и никто не знал, как и зачем. Как-то один из гостей моего отчима пошутил, что единственное, что людям про тайную службу известно — это что государственная безопасность превыше всего. Отчим же тогда печально ответил, что и это тоже тайна, но его, по-моему, поняла только странная хромая женщина, Мирея Марская, которая в замке появлялась довольно часто, но ни с кем, кроме хозяина, не разговаривала. И смотрела так, что я в детстве её очень боялась. Тайная служба была закрытой настолько, что даже личность тайного советника и многих высших чинов держалась в строжайшем секрете, хотя, казалось бы, страна должна знать своих героев. Вслух никто о личностях не гадал, но при царском дворе, я слышала, очень быстро прекратили все интриги, перестали сплетничать и обращались друг с другом, пожалуй, даже почтительнее, чем с богами. А с теми, кто подобным брезговал — и того аккуратнее. Я пару раз при дворе была, интересное это зрелище. Даже в мою сторону там никто косо не смотрел, только некоторые понравиться пытались — отчим мой раньше в тайной службе тоже работал, на высокой засекреченной должности. С маминой смертью, правда, ушёл, но нашей семье всё равно обеспечил защиту…
…до встречи с Теаном.
Ну, наверное.
— Как ты думаешь, что нам теперь делать? — тихо спросила я, хотя на самом деле уже прикидывала, какие у нас возможности.
Можно было бежать к нам в Рогатый Замок, во всём признаваться и проситься под крылышко. Во всём признаваться. Вообще во всём. В том, что Вера оборотень, тоже. И в том, что каждый год я меняюсь телами с одногруппницей, чтобы просиживать лето в любой захолустной деревеньке, пока она занимается непонятно чем в моём облике. Даже если я понятия не имею, что она там делает, это ведь всё равно незаконно. Карается смертью обеих. Да и чем он нам помочь сможет? Это же не три осторожных слова, про которые можно сказать «им послышалось», и не мелкая оплошность. Это преступление. Как раз из тех, которые должна предотвращать и давить тайная служба. Он только ругаться будет много и громко, и бесить, как обычно, и опять нести какую-нибудь мерзкую чушь, и маму упоминать не по делу. Да и зачем я вообще об этом думаю, я же никогда на него не полагалась. Можно было попытаться бежать за границу, но это, во-первых, невозможно, тем более, без поддержки знающих людей, а во-вторых, я в чужом теле, и на таком большом расстоянии заклятие начнёт слабеть, нить истончаться, и это может привести к чему угодно, включая смерть нас обеих. Нет, к этому, конечно, может привести любой из возможных путей, но она-то не виновата. Хотя это, конечно же, как посмотреть. Можно было…
— Присоединиться к отрядам? Пойти и попытаться вытащить Теана?
…как-нибудь сообщить, что случилось с Теаном его соратникам, и спросить у них попутно, что нам делать и не помогут ли они нам.
— Последнее точно не представляется мне возможным, — со вздохом ответила я. — Но можно попробовать сообщить им, что с Теаном такое случилось.
Вера, скорее всего, тоже уже успела продумать все пришедшие ей в голову варианты. Мне же больше ничего умного в голову не приходило.
— Нет, наоборот, — строго сказала она. — Ты себе способна вообще представить, как мы их искать в этой глуши собираемся?
— Где плакатов о бдительности нет, — неловко отшутилась я.
Вера лишь закатила глаза.
— Поэтому мы пойдём к этому несчастному замку и попытаемся сделать хоть что-нибудь.
— Вер, тебе не кажется…
— Сама же говорила, что всё равно умрём.
Это прозвучало как точка в любом следующем предложении. Но любых следующих предложений и не было, и я как-то смирилась с таким положением дел. До тех пор, пока не найду более подходящих аргументов.
Как-то слишком быстро моя жизнь превратилась в тупик, и я сначала не заметила, а теперь вроде бы и не против.
С другой стороны, разве это не удел каждого из нас?
— Говорила, — со вздохом согласилась я. — Но мне почему-то вдруг показалось, что есть возможность не умирать. Или… или хотя бы в это не ввязываться.
— Дура, — тихо сказала Вера. Строго и очень красноречиво. Она сразу же смутилась и опустила глаза, как будто была передо мной виновата, но я всё равно её поняла.
Да.
Я дура.
