Молодой человек взглянул на часы — пора уже было идти обедать в студенческую столовую, — поднялся и уже собирался уйти, но остановился, заметив роман, лежавший у Карраса на столе.
— Не читали? — спросил психиатр.
— Нет. — Гость покачал головой. — А стоит?
— Даже не знаю. Сам только что закончил, и не уверен, честно говоря, что все понял там до конца, — солгал Каррас; затем взял книгу и протянул ее парню. — Возьмите, если хотите. Интересно было бы узнать ваше мнение.
— Конечно, хочу. — Несколько секунд тот разглядывал обложку, придерживая ее подолом куртки. — Постараюсь вернуть через пару дней.
Молодой священник ушел заметно повеселевший. Дверь со скрипом закрылась. На секунду Каррас расслабился: тихое умиротворение наполнило его душу. Затем он достал требник, вышел в церковный двор и стал медленно прохаживаться по дорожкам, мысленно проговаривая молитвенный текст.
Второй гость, пожилой пастор из Святой Троицы, зашел к нему после обеда. Он придвинул стул к письменному столу, сел и первым делом принес соболезнования.
— Я дважды уже помолился за нее, Дэмиен. И однажды — за вас, — просипел пастор; говорил он с едва заметным ирландским акцентом.
— Вы так добры ко мне, святой отец; очень вам благодарен.
— Сколько ей было?
— Семьдесят.
— Что ж, возраст почтенный.
Каррас неотрывно глядел на молитвенную карточку, которую зачем-то прихватил с собой пастор; одну из тех — с отпечатанными фрагментами текстов под прозрачным пластиком, — использовавшихся во время мессы, у алтаря.
— Увы, Дэмиен, принес вам еще одну неприятную новость. В церкви нашей — снова осквернение.
Пастор стал рассказывать о том, как статуя Святой Девы Марии у дальней стены оказалась грубо раскрашенной под уличную девку. Затем протянул Каррасу молитвенную карточку.
— А вот это было найдено там на следующее утро после вашего отъезда в Нью-Йорк. Когда это было? Ну да, в субботу. Я только что имел беседу с сержантом полиции, и он… впрочем, взгляните сами.
Пока Каррас вертел карточку в руках, пастор объявил, что злоумышленник отпечатал богохульный листок на машинке и сунул его между истинными текстами и прозрачной обложкой. Лжемолитва, при всех своих опечатках и помарках, была составлена на грамотном и достаточно выразительном церковном латинском и представляла собою необычайно яркое эротическое описание вымышленного акта лесбийской любви с участием святой Девы Марии и Марии Магдалины.
— Ну, давайте. Это не обязательно дочитывать до конца. — Пастор вырвал карточку у него из рук, как бы опасаясь, что сам совершает грех, вводя в искушение собеседника. — Итак, мы имеем дело с сочинением на превосходной церковной латыни, выдержанном, помимо всего прочего, в достаточно индивидуальном литературном стиле. Так вот, сержант побеседовал с каким-то психиатром, и тот навел его на мысль о том, что сделать такое вполне мог и священнослужитель. Разумеется, серьезно больной человек. Что вы об этом думаете?
Каррас после минутного раздумья кивнул.
— Что ж, вполне вероятно. Подсознательный бунт, может быть, в состоянии глубокого сомнамбулического сна. Трудно что-либо утверждать наверняка, но исключить такую возможность тоже никак нельзя.
— А нет ли у вас кого-нибудь на примете, Дэмиен?
— Не понимаю.
— Ну, рано или поздно все они приходят к вам, разве не так? Каждый священник, едва почувствовав, что с ним что-то неладно, тут же идет сюда. Ну так не встречался ли вам среди них человек, который мог бы совершить такое? Больной с отклонениями… в таком духе.
— В таком духе — нет, не встречался.
— Ну конечно, я и не надеялся, что вы мне скажете.
— Святой отец, в любом случае я бы не смог догадаться. Сомнамбулизм — своеобразная внешняя форма разрешения внутренних конфликтов, причем форма всегда символическая. Кроме того, сомнамбула страдает, как правило, постсомнамбулической амнезией. Такой больной при всем желании не способен сознаться в содеянном. Он просто ничего не помнит.
— Ну а если бы вы ему напомнили? — Пастор ущипнул себя слегка за мочку уха; Каррасу был знаком этот жест — старик всегда делал так, когда пытался схитрить.
— Честное слово, просто ума не приложу, кто бы это мог быть, — вновь повторил психиатр.
— Я вовсе не настаиваю на том, что вы непременно должны мне его выдать. — Пастор поднялся и шагнул к двери. — Ох, все вы тут одинаковы. Ведете себя, как… знаете кто? Как священники! — Каррас улыбнулся; старик вернулся и бросил карточку на стол. — Пожалуй, не мешает вам ознакомиться с этим творением поближе. Глядишь, что-нибудь и придет в голову. — Он снова двинулся к выходу.
— Отпечатки пальцев сняты?
— Не думаю. — Пастор остановился в пол-оборота. — В конце концов, мы же не преступника ищем, верно? Скорее всего, какой-нибудь чокнутый прихожанин. Как вы полагаете, Каррас, кто-нибудь из нашего прихода мог выкинуть такую штуку? Я, знаете ли, постепенно склоняюсь именно к этому. Конечно же, никакой это не священник. — Он снова потянул себя за ухо. — Правильно я говорю?
— Поверьте, не имею об этом ни малейшего представления.
— Ну еще бы. А имели бы — все равно бы не сказали.
В тот же день отец Каррас был освобожден от обязанностей психолога-консультанта и переведен на преподавательскую должность в медицинский колледж Джорджтаунского университета. “Нуждается в отдыхе”, — так было сказано в приказе.
Риган лежала на смотровом столе в кабинете доктора Кляйна, широко раскинув руки и ноги. Доктор взял обеими руками стопу, прижал ее до упора вверх, пальцами к лодыжке, затем через несколько секунд резко разжал пальцы. Стопа плавно вернулась в прежнее положение.
Он повторил эту процедуру несколько раз, но результат был тот же. Такая реакция, похоже, сильно озадачила доктора. После того, как Риган, наконец, села и плюнула ему в лицо, Кляйн попросил медсестру присмотреть за пациенткой, а сам направился к себе в кабинет, где его дожидалась Крис.
Было 26 апреля. В воскресенье и понедельник Кляйна не было, он уезжал из города, и лишь этим утром Крис смогла попасть к нему, чтобы рассказать о том, что девочка сделала на виду у гостей, и о трясущейся кровати.
— “Вы сами видели, как она двигалась?” — “Да”. — “И долго это продолжалось?” — “Не знаю. С того момента, как я вошла, секунд пятнадцать-двадцать. Потом она дернулась, напряглась всем телом и помочилась под себя. Хотя, опять-таки, может быть, там уже было мокро. После этого она мгновенно отключилась и проспала мертвым сном до следующего вечера…”
