– И использовать вас, мальчишек, как живцов? Нет уж, спасибо. – Она вручила ему еще один стакан и достала из мойки его тарелку. – Будь добр, не ходи больше в парк по вечерам, хорошо? По крайней мере до тех пор, пока не поймают того, кто похищает мальчиков. И мне, по правде говоря, до лампочки, что родители Джимбо разрешают ему разгуливать там каждый вечер. Джимбо не мой сын. Он может ходить туда один, или вы с ним можете посидеть у нас, или сходите куда-то в другое место. Дочь Ширли, Бриттани, отлично проводит время в компании своих сверстников. Они там организовали что-то вроде клуба, даже танцы устраивают.
– Я тебя умоляю. Нет у меня особого желания ходить в детский церковный кружок вместе с дочкой Ширли.
– Хотелось бы, чтобы ты все же подумал об этом Прошу тебя. Вы с Бриттани могли бы, ну, я не знаю…
– Мам, ты извини… Я все хочу спросить…
Она закрыла рот, не закончив фразу, нахмурилась и кивнула ему. Успев пожалеть о своем решении, Марк все же спросил:
– Вот этот пустой дом, что за нашим, – про него ничего такого люди не рассказывали?
На долгую секунду рот матери распахнулся, а взгляд стал туманным Ее пальцы выпустили тарелку, которая упала на пол и разбилась на три осколка, рассеяв по полу остатки сахарной пудры. Нэнси опустила глаза на осколки, руки ее неподвижно замерли в воздухе.
– Что с тобой? – спросил Марк. – Что-то не так? – добавил он, на этот раз имея в виду совсем другое.
Медленно-медленно Нэнси нагнулась. Она не меняла положения рук, пока не коснулась пальцами пола, после чего подобрала три осколка тарелки и вставила их один в другой.
– Все в порядке, Марк, – проговорила она. – Принеси, пожалуйста, веник и совок.
Чувствуя себя едва ли не отвергнутым, Марк вышел с кухни. Когда он вернулся и опустился на колени подле матери, она выхватила у него веник и совок:
– Дай сюда Я разбила, мне и подметать, правильно?
Поднявшись, Марк отступил на шаг и молча наблюдал, как она заметает в совок мелкие осколки, следом – пудру, а потом повторяет все, тщательно прохаживаясь веником по одному и тому же месту, будто сметая невидимые соринки. Марк решил не отходить от матери, пока она по крайней мере не посмотрит на него.
Избавляя кафельные плитки от несуществующих соринок, Нэнси собралась с духом и заговорила, не поднимая взгляда:
– Ты спрашивал об этом пустом доме на Мичиган-стрит, да? – Она сознательно говорила монотонным голосом.
– Мам, не прикидывайся.
Она все же подняла на сына глаза:
– Думаешь, я прикидываюсь? А в каком смысле я прикидываюсь, а?
– В том, что ты наверняка знаешь что-то об этом доме.
– Думай что хочешь. – Рука с веником замерла.
– И тарелку ты выронила, когда я о доме заговорил, это очевидно.
Нэнси выпрямилась, не отрывая взгляда от лица сына.
– Выслушай меня, пожалуйста, Марк. – Взмахом руки она велела ему посторониться, чтобы выбросить мусор в корзину. – Ты еще понятия не имеешь, что очевидно, а что – нет. Ни малейшего.
– Ну так объясни мне, – сказал он, еще больше обеспокоенный ее поведением.
– Ты ведь заинтересовался тем домом не просто так. Ты что-то натворил, Марк?
– В смысле?
– Ты залезал туда?
– Нет.
– А пытался?
– Да нет же, – бросил он, задетый за живое.
– Вот и хорошо. Не пытайся. Держись от этого места подальше. Все так делают. Ты разве не заметил?
– Я сам дом только вчера заметил.
– Очень жаль. – Ее взгляд стал более напряженным. – Ответь мне на один вопрос Допустим, раньше ты не замечал этого дома, потому что все остальные игнорируют его. Логично?
Марк немного подумал, затем кивнул.
– Теперь давай просто предположим, хорошо? По-моему, в доме этом случилось нечто страшное – очень, очень страшное, и поэтому все обходят его стороной.
– А как же те, что приехали сюда позже и не в курсе, что там произошло? – «Как мы», мог бы добавить он, но не стал.
– Вот это очевидно, Марк. Что-то из ряда вон, и люди это чувствуют. В один прекрасный день власти снесут дом А до той поры давай просто забудем о нем, договорились?
– Договорились, – сказал Марк.
– Именно этого я и хочу от тебя.
– Мам, не могу я вот так просто взять и забыть о нем.
– Нет, можешь. По крайней мере попытайся. – Сделав шаг к сыну, она крепко ухватила его за руку.
– Ладно, ладно, – проговорил он.
Дикое выражение ее глаз испугало Марка.
– Нет, не «ладно»! Дай мне слово держаться от этого дома подальше.
– Хорошо.
– Нет, дай мне слово.
– Даю слово.
– А теперь пообещай, что никогда не полезешь в этот дом… – Нэнси открыла рот, закрыла и открыла снова. – Пока я жива.
– Йоу, мам, ты меня пугаешь.
– Вот и хорошо. Страх за мать тебе не особо навредит. И не говори мне «йоу». Итак, я жду.
– Я никогда не полезу в этот дом – С горящими глазами она кивнула ему. – Пока ты жива.
– Обещай.
– Обещаю. Мам, отпусти, а?
Нэнси отпустила его руку, но Марку казалось, что ее ногти по-прежнему впиваются в кожу. Он потер руку.
– Так, а чем ты собираешься заняться вечером?
– Ну, может, погуляем или в кино сходим.
– Будьте осторожны, – напутствовала она, безошибочно опустив пальцы на то место на руке сына, где уже распускались синяки.
Со скейтбордом в руке Марк выскользнул через заднюю дверь. К его удивлению, Джимбо уже поджидал его, привалившись спиной к бетонной стене.
Друзья неторопливо пошли по переулку в сторону дома Монэгенов и Западной Ауэр-авеню.
– Блин, в парке ни души, – сообщил Джимбо. – Из-за этих копов у фонтана никто теперь туда не попрется.
– Кроме педофилов-детоубийц. Хотя им там теперь нечего ловить. «Чувачок, а куда это все подевались, а? У меня на заднем дворе место еще для парочки могил осталось».
– Все просто, чувачок: есть еще детские площадки и торговые центры. Все, что требуется, – шоколадные ириски и тонированная тачка.
Марк хмыкнул: «Шоколадные ириски и тонированная тачка».
Внезапно сердце его екнуло: вспомнился разговор с матерью.
– Я спрашивал маму об этом доме, а она аж взбесилась.
– Да ну? – Джимбо как будто заинтересовался больше, чем Марк ожидал.
– И заставила меня дать слово не лезть туда. По крайней мере пока она живет на свете.
– Значит, ждать тебе еще лет пятьдесят.
– Почему, интересно, она решила, что я сплю и вижу, как туда забраться?
– А она знает, что ты чокнулся на этом доме?
– Нет! Я тоже, между прочим, не считаю, что чокнулся на нем. Не хотел я тут тебе кое-что рассказывать, но, видно, придется. Тогда сам решишь, чокнулся я или нет.
