— Я Ник Гризуолд, мэм.
— Ты живешь у подножия холма. — Она показала в сторону перевязанными руками.
— Да, жил там раньше.
— Мне так жаль твою сестру. Бедняжка! Когда будут похороны?
Ник смотрел не на меня, а на мою мать. У него был вид загнанного зверя.
— Э-ээ… они уже состоялись, мэм.
— Значит, она упокоилась с миром?
— Думаю, да, — пробормотал Ник.
— Хорошо. Мертвые должны обрести покой.
— Да, мэм, — согласился он и поднялся на ноги. — Приятно было встретиться с вами, дамы. Я еще загляну к вам.
Мы наблюдали, как Ник садится в пикап и заводит двигатель. Он опустил окошко и сказал на прощание:
— Подумай о том, что я сказал, Кейт. Это все, о чем я прошу.
— Кто это был? — спросила моя мать, пока мы смотрели на удаляющийся автомобиль.
— Друг, мама. Ну, чем ты занималась в своей студии? — Она непонимающе взглянула на меня. — Давай посмотрим, над чем ты работала, хорошо? Это еще один натюрморт?
Мы вместе прошли в студию, где стояла моя койка. На мольберте стоял большой холст три на четыре фута, покрытый пятнами краски, в основном красными, желтыми и оранжевыми. Среди них затесались несколько синих и фиолетовых бликов.
— Очень красивые цвета, — сказала я и запоздало поняла, что мать может сказать такое четырехлетнему ребенку. Болезнь матери дала возможность для кардинальной смены ролей.
— Это огонь, — обратилась она ко мне. — Пожар, от которого у меня случился инсульт.
— У тебя не было инсульта, ма. — Я прикоснулась к ее костлявому плечу утешительным жестом, который она не заметила. Мать отступила от меня и подошла к своей картине.
— Она внутри.
О, Господи. Опять это.
— Кто? — Я тоже подошла ближе и встала прямо за спиной у матери. Ее тщедушная фигура не мешала смотреть на холст.
— Разве ты не видишь ее?
Я изучила полотно, но разглядела лишь толстые мазки акриловой краски.
— Нет, мама, не вижу. Пойдем, тебе нужно умыться. Скоро мы будем ужинать.
— Я не голодна, — сказала она.
— Но тебе нужно поесть.
— Где Мэгпай? — Она огляделась по сторонам и внезапно пришла в отчаяние. — Что ты сделала с моей кошкой?
После ужина, когда я дала матери дозу ночных успокоительных и уложила ее в постель, пришла Опал.
— Я видела здесь автомобиль Ника Гризуолда, — сказала она.
— Он заехал поздороваться со мной, — объяснила я, но мои слова прозвучали так, словно я оправдывалась. Почему я должна объяснять свои мотивы двенадцатилетней девочке? Как это могло случиться? И почему в последнее время каждый раз, когда я видела Опал, она заставляла меня нервничать? Я подозревала, что дело в ее расспросах о Дел, которые уводили меня в прошлое и заставляли вспоминать целую главу моей жизни, к которой я не хотела возвращаться. Не говоря уже о том, что иногда при взгляде на Опал у меня возникало впечатление, что я вижу Дел. Это было сродни ее собственной одержимости; Опал становилась похожей на умершую девочку. Знаю, это безумие, но так мне казалось.
— Как поживает твой биплан? — спросила я.
— Отлично! Я закончила фюзеляж, а это самая трудная часть.
Она задумчиво огляделась, будто вспоминая, зачем пришла сюда.
— Я тут подумала, что, может быть, Дел приходит за мной из-за чего-то, связанного с моим дедом и бабушкой, — проговорила она — Возможно, они имели какое-то отношение к ее убийству.
Я не удержалась от смеха. Это был нервный, но искренний смех.
— Доя? Она едва знала Дел, и она была величайшей пацифисткой, которую я знала. Она плакала, когда случайно разрезала червяка лопатой в саду. А твой дед… ну, ты, наверное, слышала, что он был в числе подозреваемых, но его оправдали.
— Возможно, они были неправы, — предположила она.
— Я так не думаю. Он многое делал неправильно, но никогда не стал бы убивать человека. У него было доброе сердце. А так называемые улики, из-за которых его имя связали с убийством, оказались совершенно ошибочными. Это было лишь большое недоразумение.
— Но откуда ты знаешь? — спросила она.
Потому что я была причиной этого недоразумения.
— Просто знаю, можешь мне поверить.
Опал ушла разочарованной после того, как задала мне несколько колоритных вопросов по поводу убийства Дел, на которые я предпочла не отвечать. Девочке и без того снились кошмары, и не стоило давать ей новую пищу для страшилок. С нее хватало потрясения, которое она испытала, увидев мертвую подругу. Судя по ее описанию, эта сцена была точно такой же, какую увидел Ник в тот день, когда обнаружил тело Дел. Но Опал не следовало знать об этом.
После ее ухода я легла в постель и задумалась над ее словами. Меня почему-то особенно беспокоило, что на Тори была куртка Опал. Что, если Опал была права? Не насчет призрака, разумеется… но что, если убийца, — который, несомненно, был живым человеком, — на самом деле охотился за ней?
Но у кого в целом мире была хоть какая-то причина охотиться на Опал?
В ту ночь я проснулась и услышала, как моя мать разговаривает сама с собой. Сначала я подумала, что это вернулась кошка, и мать укоряет ее за причиненное беспокойство. По правде говоря, я так и не смогла запирать мать по ночам в ее комнате. Я каждый вечер подходила к двери с латунным замком в руке, но так ни разу и не заперла дверь на замок. Это казалось неправильным, но я понимала, что не могу стать тюремщицей для собственной матери. Поэтому я спала с открытой дверью, полагая, что услышу, если она встанет и решит прогуляться, успев перехватить ее.
Я вышла в гостиную и увидела, что мать разговаривает по телефону. Лунный свет проникал в комнату через морозные узоры на окнах. Огонь погас, и в домике было холодно.
— С кем ты разговариваешь, мама?
Мать расплакалась. Она выпустила трубку, которая, болтаясь на проводе, то и дело ударялась о стену. Я наклонилась и взяла трубку. Пластик был теплым.
— Алло, — сказала я, приглядывая за матерью, которая сидела на полу и плакала. — Кто это?
— Служба неотложной помощи. Будьте добры, назовите ваше имя.
О, Господи. Что дальше?
— Простите, ради бога. Меня зовут Кейт Сайфер. Вы говорили с моей матерью, у нее болезнь Альцгеймера. Мне очень жаль.
— Она говорит, что вы убили ее кошку.
Я вздохнула, физически ощущая, как раздражение, накопившееся за последние шесть дней, рвется наружу.
— Мне жаль. Я уже сказала, что она больна.
— По ее словам, вы знали убитую девочку.
Это стало последней каплей. Вообще-то я по натуре спокойный и терпеливый человек. Я редко выхожу из себя, особенно в разговоре с официальными лицами, но с самого приезда на моем красивом фасаде стали появляться тонкие трещинки.
