— Я оставлю телефон включенным на случай, если тебе станет страшно, — ответила она. «Неплохой ответ», — подумала Бобби. Кейн усмехнулся и исчез на лестнице для слуг, ведущей вниз.
Она действительно думала о хорошем. Весь путь обратно она думала об их прощании, проигрывая сцену снова и снова, выжимая из памяти все до последней капли — за то время, пока она возвращалась в комнату, она смогла придумать около пятидесяти забавно-милых-сексуально-остроумных прощаний. Черт побери.
Когда она пришла обратно в комнату, Ная нервно сидела на кровати. Как только Бобби вошла внутрь, она соскочила и схватила ее.
— Боже, почему ты так долго — не оставляй меня одну!
— Прости, мне пришлось удостовериться, что Кейн благополучно выбрался.
Ная надула губки.
— Ох, уверена, что ты это сделала! Всю дорогу держала его за руку?
Бобби внезапно стало трудно смотреть ей в глаза.
— Нет… это не… так.
— Слушай, при обычных обстоятельствах я была бы не против встречи с парнем хоть на всю ночь, но, привет — женщина-призрак-в-зеркале!
Бобби глубоко вздохнула.
— Я знаю.
— Боб, можно я сегодня буду спать с тобой?
Страх ярко горел в ее глазах; Ная расползалась по швам, готовая вот-вот развалиться.
— Конечно. И мы оставим свет включенным. На всю ночь, если хочешь.
Слезы поблескивали в уголках глаз Наи.
— Спасибо.
Некоторое время они отвлекали друг друга, в основном, говоря гадости о Грейс, пока Ная не заснула первой, громко дыша в ухо Бобби. Бобби закрыла глаза и представила, что рядом с ней лежит Кейн. Эта мысль появилась сама по себе, но она удивилась, обнаружив, как ей это нравилось. Сильно.
Но потом в голову просочились мысли о Сэди, и она почувствовала вину за то, что чувствовала себя счастливой. Бобби размышляла о том, что переживали ее бедные родители и сестры прямо сейчас. Они, должно быть, сходили с ума от беспокойства. Она снова начала думать о Кейне, чтобы забыть о Сэди, и это заставило ее чувствовать себя еще более виноватой.
Потерявшись в этих мыслях, она не заметила, как уснула. Все ощущалось настолько реальным, настолько ярким, что она с легкостью могла быть бодрствующей, и даже не осознавала, что ей это снится.
Тошнотворное зловоние средств дезинфекции заполнило женские туалеты на первом этаже. Бобби сидела на унитазе в закрытой кабинке, подогнув коленки к подбородку. Она снова была в старой накрахмаленной школьной форме. Вызывающие зуд шерстяные носки были натянуты до голени, ноги завершала уродливая обувь.
Бобби не знала почему, но ей было страшно. Она пряталась. Она скрывалась в кабинке туалета.
А затем она поняла почему. Раздался смех, который нельзя было спутать ни с чем — «Злобный Девичий Смех». Тогда было так же, как и сейчас. Жестокий, грубый, насмешливый смех девушек, пытающихся перещеголять друг друга в язвительности. Она не была одна в туалете.
— Вы когда-нибудь слышали, чтобы она говорила?
— Не думаю, что она знает, как! Возможно, она глухонемая.
— Не будьте такими злыми, она новенькая, — сказал третий, более добрый голос.
— О, не будь такой хорошей, Джуди. Я серьезно, она определенно умственно отсталая.
Бобби сидела на унитазе так тихо, как только могла. Она знала две вещи: они говорили о ней, и она скорее бы умерла, чем позволила бы себя обнаружить.
— Вы знаете, в Оксли о ней ходит громкая слава.
— Откуда ты знаешь? — спросила третья девушка, Джуди.
— Это же небольшой городок! Здесь все друг друга знают! — Бобби представила их, прихорашивающихся и говорящих с недовольными гримасами перед зеркалом, так же, как это делают Грейс и Кейтлин. — Вы же знаете, что она ублюдок, не правда ли?
Оскорбительное слово было прошептано в благоговейном трепете.
— Не может быть! — сказала вторая девочка, которая звучала так же глуповато, как и Кейтлин.
— Это правда. Я удивлюсь, если ее шлюха-мать знает, кто ее отец.
— Сьюзен, то, что ты говоришь — отвратительно! — побранила Джуди.
Мокрое пятно распространилось по всему подолу юбки. Слезы Бобби насквозь промочили темно-серую ткань. Слова резали ее, добираясь до костей.
— Не будь такой наивной! — продолжала Сьюзен. — Все знают, что она здесь бесплатно — ее мать не платит ни копейки.
— Потому что она сдала вступительный экзамен… — тщетно спорила Джуди.
— Я слышала, это потому что они не знали, что делать с ней в Рэдли Граммар, — сказала глуповатая девушка.
— Думаю, что вы обе абсолютно ужасны.
— Ей-богу, Джуди. Если она тебе так сильно нравится, почему бы тебе не стать ее лучшей подругой? — упрекнула Сьюзен.
Последовала пауза.
— Нет, благодарю, — наконец-то проговорила Джуди. — Она такая странная. Она пугает меня.
Все три девушки рассмеялись. Злобным Девичьим Смехом.
Бобби проснулась, снова в своей кровати. Отопление еще не включили, так что в спальне было морозно, от дыхания шел пар. До рассвета было еще несколько часов. Ее подушка была влажная от слез.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Грустный осадок от сна оставался еще долгое время после того, как она проснулась. Он, словно тяжелая, свинцовая шаль, накрыл ее плечи. Она сильнее зарылась в одеяло, отгораживаясь от дневного света. Господи, она ненавидела вторники. От понедельников Бобби всегда ждала новых многообещающих событий на грядущую неделю, но ко вторникам вся новизна улетучивалась, а до выходных оставались еще мили и мили. И у Бобби было такое чувство, что этот вторник будет еще более тяжелым, чем все остальные.
Бобби закрыла глаза, чувствуя, что ее сердце все еще разбито. Если Мэри приходилось терпеть подобного рода издевательства в Пайпере, то, возможно, это в какой-то степени объясняет, почему ее душа не могла успокоиться. Насколько Бобби понимала, многие люди считали, что призраки — это души умерших, у которых остались на земле какие-то незавершенные дела — их бесплотные пальцы отчаянно хватались за материю этого мира, не имея возможности перейти в мир иной.
Это, конечно же, затрагивало щекотливую тему, готовую разворошить целый муравейник, но, определенно, у Бобби не было на это времени.
Бобби вспомнила, как впервые, находясь в ванной комнате, Сэди рассказала о самоубийстве Мэри. От воспоминаний о жестоком смехе девушек по ее коже поползли мурашки. Если это годами, капля за каплей, подрывало Мэри, нет ничего странного в том, что ей не хотелось жить. Бобби ощущала себя несчастной и лишенной надежды, а ведь это были даже не ее воспоминания. Если предположить, что Мэри покончила с собой, какое незавершенное дело могло у нее остаться? Может, это они должны были завершить его за нее? Бобби вздохнула. Когда кто-то решается на самоубийство, значит, дело дошло до крайней точки, после чего не остается ничего, кроме чего-то незавершенного.
