Разумеется, дефект топора, как и отсутствие денег в карманах, тоже можно объяснить каким-то случайным совпадением, не связанным с финансовым положением Тибо. Но это будет уже вторая подряд случайность. А в нашей версии оба эпизода имеют одну и ту же причину: Тибо бедствовал, Тибо отчаянно нуждался в деньгах.
* * *
Бросим взгляд на запястья двух молодых специалистов, Николая Тибо-Бриньоля и Георгия-Юрия Кривонищенко: какие они носили часы?
Марки часов известны: «Победа» и «Спортивные».
«Спортивные» стоили дороже и считались более престижными. В них было семнадцать «камней», то есть износостойких рубиновых деталей, против пятнадцати в «Победе», у них имелся т. н. арретир, он же «система «Стоп-секунда», они позиционировались как противоударные и пылевлагозащищенные.
Честно говоря, резиновая прокладка, размещенная под крышкой «Спортивных», плохо защищала от влаги. Но конструкция «Победы» вообще не предусматривала такой детали.
А теперь вопрос на миллион из шоу Дмитрия Диброва: часы какой марки принадлежали Тибо, а какой Кривонищенко?
Вопрос сложный, можно взять помощь зала, а ответ узнаем после рекламной паузы.
* * *
Увы, никто из рекламодателей к автору не обратился, и вместо рекламы мы рассмотрим другой аспект жизни Николая Тибо — его жилищные условия. Наверное, они как-то улучшились в сравнении со студенческими временами?
Не улучшились. Студенческая общага сменилась на рабочую, вот и все изменения. И даже в комнате общежития Николай живет не один, делит ее с техником А. Белясовым. Может, и не только с ним, но лишь Белясов отмечен в уголовном деле — именно он опознавал дефектный топор и другие вещи Тибо.
Странно…
Допустим, зарплаты молодого специалиста на аренду съемного жилья не хватало. Ожидать, что работодатель так вот сразу предоставит отдельную квартиру или хотя бы комнату в коммуналке, не приходилось — это надо было заслужить: отработать энное число лет, жениться, завести детей.
Но отдельная-то комната в общежитии?! Это святое, это непременно полагалось Тибо по его статусу.
Советские люди привыкли, что молодой лейтенант, пусть даже только вчера выпущенный из училища, не должен спать в солдатской казарме и питаться в солдатской столовой, а ведь инженер для работяг — то же самое, что офицер для бойцов. Автору доводилось жить в строительных вагончиках-бытовках советских времен, и вот как они были устроены: с одного конца — маленькая кухонька, с другого — общая спальня для рабочих с двухъярусными, как в железнодорожном вагоне, койками. А посередине — помещение для бригадира, крохотное, но отдельное — там он спит, ест, там проводит свободное время, туда он может пригласить для серьезного разговора кого-то из подчиненных. Дистанция между бригадиром и работягами невелика, но она задана и четко выдерживается. Если начальник не будет отличаться от подчинённых наличием привилегий, в глазах советских граждан он не будет иметь авторитета, это будет воспринято как панибратство — и дисциплина полетит к чертям вместе с производительностью труда, выполнением плана и т. п.
Это аксиома, это непременная константа российского бытия: во всех сферах жизни, где есть начальники и подчиненные, между ними непременно должна ощущаться дистанция не только в праве отдавать распоряжения и применять санкции, но и в уровне и качестве жизни, в наличии или отсутствии привилегий. Игорь Дятлов не назначал себя дежурным по лагерю вовсе не оттого, что возгордился и оторвался от товарищей, — он всего лишь понимал эти очевидные вещи, он их усвоил с детства: у него папа много лет проработал на руководящей должности.
Николай Тибо трудится в строительной сфере, статус у него значительно выше, чем у бригадира, — так почему же молодой инженер не живет в отдельной комнате?
Хотя нет. Инженером Тибо был лишь по диплому, а на стройке работал мастером.
Вообще-то мастер — руководящая должность для людей со средним образованием, не с высшим, но нас этот нюанс настораживать не должен. Так было принято в те годы — выпускники вузов начинали карьеру с должности на ступень ниже, чем та, для которой их обучали. Узнай, дескать, производство с низов, прояви себя, и через год-другой мы аттестуем тебя на инженера. Или не аттестуем — если выяснится, что ты лодырь и двоечник, впустую протиравший штаны в институте и купивший себе диплом. Тогда оттрубишь три года в мастерах (раньше уволить не позволяло постановление Совмина, защищавшее права молодых специалистов) — и катись на все четыре стороны. Здравая практика, если вдуматься. Недавний выпускник УПИ Кривонищенко трудился прорабом, не инженером. И турист-поисковик Атманаки, тоже недавний выпускник, работал мастером на заводе в Первоуральске.
Но мастер Тибо или инженер, не столь важно. Отдельная комната ему и в том, и в другом случае полагалась. Почему он в ней не жил?
Ответ все тот же: у него не было денег.
Дело в том, что проживание в общежитии — и студенческом, и рабочем — не было бесплатным, за него приходилось платить. Не много, в разы меньше, чем при аренде жилья в частном секторе, но приходилось.
Например, Золотарев за проживание на Коуровской турбазе ежемесячно платил 300 рублей. Это очень приличная сумма (вспомним среднюю зарплату по стране), но Семен-Александр квартировал там на полном пансионе: кроме жилья, его обеспечивали трехразовым питанием, выдавали спецодежду и обувь, которые вполне можно было использовать как повседневные (спортивные костюмы и т. п.), предоставляли услуги бани, и прочая, и прочая. Золотарев, заплатив три сотни, мог не тратить больше ни копейки и месяц жить, ни в чем не нуждаясь.
В рабочих общежитиях принцип «все включено» не практиковали, и за отдельную комнату Тибо отдавал бы значительно меньше, около 40 рублей. Но даже такая трата показалась ему чрезмерной. И он ютился в одной комнате с соседом, а то и не с одним — в тесноте, зато дешевле.
Плата могла быть иной (цифра «40» почерпнута уже в наши дни из воспоминаний людей весьма преклонного возраста, а людская память вообще не очень надежный источник), но в любом случае обходилась комната в общаге в десятки рублей, а не в сотни.
Любопытно выглядит список вещей Тибо, опознанных его тетей Музафаровой Е. И. (листы 252 и 253 уголовного дела). Характеристики вещей интересные: шляпа старая, одеяло с заплаткой, топор шатается, перочинный ножик сломанный, рюкзак старый… Для сравнения отметим, что у других дятловцев тоже попадаются старые вещи, но немного, по одной на список. Лишь у Тибо почти всё старое, ветхое, ломаное и заплатанное.
При осмотре тела Николая в морге эксперт отметил: «Шерстяной поношенный свитр, одетый на левую сторону». С нижним бельем та же картина: «Синяя поношенная трикотажная майка, которая справа и внизу имеет повреждения разрывы ткани овальной формы размером 2 × 3 см» (лист 352 УД). У других погибших часть одежды тоже была не в идеальном состоянии: порвана, прожжена. Но прожечь майку у костра или порвать при заготовке дров возможности нет. В изношенной майке с прорехами шел в поход только Тибо-Бриньоль.
Наверное, достаточно. Посчитаем за установленный факт: Николай Тибо бедствовал, сидел без денег.
* * *
Но отчего же Тибо-Бриньоль вновь оказался на дне финансовой пропасти? Отправлял всё родным, оставляя себе самый минимум и даже меньше?
Возможно. Но, с другой стороны, черные дни семейства Тибо миновали. Сестре уже не надо нянчиться с младенцем, она работает по специальности — инженером-технологом, что подразумевает неплохую зарплату. Мать тоже не сидит без работы, трудится педагогом, иждивенцев у нее на шее не осталось.
Нет, семья не могла стать той «черной дырой», где исчезали почти все Колины деньги.
Шантаж? Кто-то раскопал подробности истинной биографии Тибо-Бриньоля, — и вытягивал деньги, угрожая разоблачением? Вариант возможный, но умозрительный, доказательств нет. К тому же времена наступили достаточно вегетарианские в сравнении со сталинскими, а заполнял анкеты и писал автобиографии Николай крайне аккуратно: многого не договаривал, но напрямую нигде не врал. Неприятности грозили не столь уж серьезные, не арест и не зона. Даже с работы бы не выгнали: страна обезлюдела после войны, в стране был дикий кадровый голод. Ну, пропесочат на собрании, влепят «строгача», лишат премии — все это временное и преходящее, а затыкать деньгами чужой болтливый рот придется всю оставшуюся жизнь.
