добыча избежит удара.
…У левой ноги его стояла козочка – красивая белая козочка с золотыми колокольчиками на рогах; колокольчики издавали мелодичный звон, и от этого звука в глазах начинало темнеть.
– Ава? – прошептал Джек. В груди кольнуло от обиды, но в то же время хотелось наорать на самого себя: чуял же, что дело неладно, зачем ввязался-то? – Ава, ты… зачем?
Когда ему чудом удалось уйти от когтей и в третий раз, Ава не выдержала – и перекинулась обратно в человека, сообразив, видимо, что от колокольчиков сейчас толку нет.
– Да загони ты уже его в угол! – заорала она и пнула великана в голень. Тот с неожиданной ловкостью вытащил из ушей мох и уставился на неё сверху вниз. – Фахин! Слышишь? Тут один выход, не суетись, он никуда не денется! Гони его в угол!
– Звон-перезвон? – неожиданно пророкотал он басом, прищурив единственный глаз.
– Не поможет!
Удовлетворившись этим ответом, Фахин-великан снова повернулся к Джеку, уже более спокойный и сосредоточенный, чем поначалу.
«Я влип, – пронеслось в голове. – По-настоящему, смертельно влип».
Больше от отчаяния, чем пытаясь по-настоящему перехитрить великана, Джек метнулся в сторону, огибая его по широкой дуге. Ноги проскальзывали на костях; нёбо онемело от запаха мертвечины, а в карманах издевательски звякало золото.
– Да что я тебе сделал-то! – само сорвалось с языка. – Ава! Я думал, мы, ну… заодно! Я же тебя спас!
Великан замахнулся; Ава нервно хохотнула, стиснув кулаки:
– Спас? Ты совсем идиот? Правда думал, что я не могла выпутаться из обычной верёвочной петли, притом что копытом высекаю огонь?
Нога проскользнула на чьём-то черепе.
Джек ощутил, как накатывает отчаяние: сил оставалось всё меньше, а великан наоборот уже приноровился к его рывкам и стал атаковать точнее.
– Чего тебе от меня надо?
– Я хочу выжить, – ответила Ава, как плюнула. Очки у неё перекосились, а лицо было страшно бледным, одновременно перепуганным и злым. Но единственный отходной путь из пещеры она перегораживала весьма недвусмысленно, а память услужливо подкидывала образ, как огромный наёмник примерзает к полу от одного удара копытцем. – Мне нужен твой плащ и… и всё, что дал тебе лисий колдун!
При одной мысли, что плащ придётся отдать, стало дурно – как если бы Джеку предложили снять с себя заживо кожу.
– Сыр и хлеб я и так тебе отдал! А остальное, прости, не могу! – крикнул он и пригнулся, уклоняясь от удара когтями. – Правда не могу! Может… может, договоримся?
– Ты не поймёшь. Тебе надавали подарков, а я… а меня превратили в чудовище, – Ава сжала кулаки. – Я… да что ты понимаешь! У меня растут рога, от меня воняет, и всё, чего во мне осталось прежнего, это мозги!
«Ну да, конечно! – мысленно взвыл Джек. – Тогда как же ты не поймёшь своими умными мозгами, что жрать людей нехорошо?»
Он отвлёкся всего на мгновение, а великан взревел и снова замахнулся чудовищной когтистой рукой.
…и на сей раз сцапал Джека.
Когда великаньи пальцы сомкнулись у него на пояснице, то на мгновение показалось, что спина вот-вот переломится. Промелькнул пол, потолок, стены, из карманов посыпались монеты.
– Плащ! – заорала Ава. – Не повреди плащ, мы же договорились: тебе еда, мне всё остальное!
Хватка чуть ослабела – так, что получилось вдохнуть, но легче от этого не стало. От смеси трупного запаха и зловонного дыхания великана у Джека засвербело в носу. Тело само по себе выгнулось, рефлекторно, против воли, а потом он поморщился…
И чихнул.
Или, верней сказать, вычихнул огонь – прямо в раззявленную пасть, прямо в фасетчатый глаз, широкой и жаркой волной.
От рёва стены содрогнулись.
«Э-э, получилось? Так этот, как его, Эйлахан не пошутил?»
Джек страшно удивился, но Фахин-великан удивился ещё больше – и разжал пальцы.
Только на секунду, но больше и не понадобилось.
Джек выскользнул, выпал из великаньего кулака – и, перекувырнувшись через голову, приземлился на пол уже на четыре лапы, а потом драпанул изо всех сил. Поперёк прохода выскочила белая козочка с колокольцами на рогах – и когда успела перекинуться обратно – и, стукнув копытом, высекла целый сноп искр.
К счастью, фейерверков Джек никогда не боялся.
Он прыгнул насквозь, прямо к Аве – и вцепился ей в шею. В пасть хлынула сладкая, горячая кровь. На миг из глубины души поднялось что-то тёмное, страшное; легко представилось вдруг, как он вырастает вдвое, нет, втрое, впятеро, и легко перекусывает Аве шею…
Стало жутко.
«Это не я, – подумал Джек. – Это не мои мысли, нет, не может быть».
Ава завалилась на бок, засучила копытцами, жалобно заблеяв, а он понёсся дальше, дальше, ориентируясь не на воспоминания даже, а на потоки воздуха, на звук капающей воды – туда, где свежее, где чище. Прошлёпал по мелководью, вскарабкался на скользкий камень, буквально ввинтился в узкий лаз – и пополз, пополз к запаху леса и холодной октябрьской ночи.
Где-то вдали ревел не то от боли, не то от обиды великан.
За Аву, оставшуюся в пещерах, было страшно.
…Из лаза Джек вывалился на склон, перевернулся через голову, съехал вниз на несколько метров, барахтаясь, и упёрся темечком в камень. Грудь ходила ходуном; сердце колотилось как бешеное; в голове блуждали отдельные образы, рваные, похожие на сон, и ни одной законченной мысли. Отлежавшись немного, он медленно поднялся – на две ноги, обычные человеческие ноги, потом кувырнулся вперёд и встал на четыре лисьи лапы.
Кувырнулся – и лёжа уставился на собственные ладони.
Человеческие.
– А, – произнёс он, смутно вспоминая, что Ава что-то говорила про ритуалы; вероятно, у каждого «ритуал» был свой, и у него вот такой дурацкий. – Вот так это и работает.
Внутри образовалась странная пустота, словно там, в пещере великана, он оставил что-то важное; во рту был слабый привкус крови, сперва почудилось, что Авы, но потом Джек языком нащупал у себя ранку на губе.
Он полежал ещё немного, а затем стал спускаться к лесу. Великан пока его не преследовал, но это не значило, что он не отправится в погоню позднее. Возвращаться в Захолмье тоже не хотелось…
Оставалось идти вперёд.
Лес тянулся без
