но он все еще не мог осмыслить многие другие вещи. Например, как он трахнул столько людей, ведь обычно у него уже бы не было желания трахаться. Как будто его собственная воля была приостановлена и подавлена каким-то
внешним императивом. Каким-то внешним сознанием. Это пугало его.
Он сказал себе, что никогда не позволит Синди затащить его на очередную полночную мессу в гребаном лесу, даже если она пригрозит порвать с ним из-за этого. Он все еще был без ума от нее, но это чувство потери контроля над своим телом и разумом было тем, чего он больше не хотел испытывать. И у него не было никакого желания когда-либо снова оказаться среди группы людей, которые стояли и наблюдали, как убивают невинную женщину, а затем, казалось, наслаждались этим.
Он попытался выбросить все это из головы, но ему это удалось лишь отчасти. Днем, когда он тусовался в музыкальном магазине с Синди, ему в основном удавалось не думать об этом. Он слушал музыку и смотрел пластинки, разговаривая с Синди о мирских вещах. Как они когда-нибудь назовут своих детей, если они у них когда-нибудь будут. Дом, который они получат, когда она разбогатеет и прославится своим искусством. Все это было приятным развлечением, которое позволяло ему создавать иллюзию того, что все идет нормально.
Ночью все было по-другому. Жрица преследовала его во сне. Она что-то с ним делала. Невыразимо мерзкие и уродливые вещи, которые, тем не менее, были такими приятными. Несколько раз он просыпался и обнаруживал, что простыни испачканы его ночными выделениями. Если Синди и заметила это, то ничего не сказала.
Приближался конец октября. Приближалось время следующей мессы. Синди напомнила ему, что скоро это произойдет и они обязательно пойдут. Мика попытался рассказать ей о своем решении никогда больше туда не ходить, но она велела ему заткнуться со всей этой чепухой. Они идут, конец истории. Убийственного взгляда в ее глазах было достаточно, чтобы убедить его воздержаться от дальнейших жестов неповиновения.
Когда наступил день мессы, он был в отчаянии. Часы продолжали ускользать, и, прежде чем он понял это, он уже шел по лесу с Синди. Он чувствовал себя маленьким и бессильным. Все это должно было повториться снова, и он не мог остановить это. В его мозгу вспыхнула маленькая искра неповиновения. Еще было время развернуться и выбежать из этого леса. У него была собственная воля, хотя временами она казалась слабой. Все, что ему нужно было сделать, - это потренироваться и навсегда оставить все это безумие. Он мог бы забрать "Киа Сорренто" Синди и часть ее денег, и бежать из города. Или он мог бы вернуться к своей матери и начать ходить в церковь каждое воскресенье, возможно, посвятить себя Иисусу и проводить дни, прося прощения за свои грехи.
Потом он это почувствовал.
Странный заряд в воздухе. Это приятное ощущение наполняло каждую пору его тела. Вскоре он заметил тупую ухмылку на своем лице. Он посмотрел на Синди и сказал:
- Ты это чувствуешь? Что это за фигня?
Она улыбнулась и сжала его руку.
- Присутствие Cатаны. Я чувствовала это только однажды, но это то, что ты никогда не забудешь. Нет ничего подобного. Ничего лучшего. Даже близко, блядь.
- Настоящий Дьявол сегодня здесь?
Обнадеживающая нотка в его голосе поразила Мику после его предыдущих мыслей, но она определенно была там.
Синди снова сжала его руку.
- Я рада, что ты здесь со мной.
- Я тоже. Я люблю тебя.
Синди потянула его за руку и повернула к себе, приподнявшись на цыпочки, чтобы поцеловать его в губы.
- Я тоже люблю тебя, детка. Славься, Сатана!
Вторая полуночная месса Мики была похожа на его первую только в том смысле, что в начале она включала в себя кровавую жертву. На поляну вывели еще одну находившуюся под наркотиками молодую женщину и положили на алтарь. Жрица вышла из леса и поднялась по ступеням платформы, чтобы встать над алтарем со странным змеиным кинжалом в руке. И снова на ней была только длинная бархатная накидка и белая чумная маска, закрывающая верхнюю половину ее лица. Член Мики мгновенно напрягся при виде ее. Как и прежде, раздались возгласы:
- Слався Сатанa! - когда женщина высоко подняла кинжал над головой.
Однако на этот раз он не испытал того недоверия и трепета, которые испытывал в прошлый раз. Не было чувства ужаса при виде жертвы на алтаре. В воздухе витало коллективное головокружение. Мика огляделся и увидел людей, улыбающихся под капюшонами своих мантий. Где-то посреди всего этого сатанинского человечества девушка не могла перестать хихикать. Вскоре Мика тоже захихикал. Затем он разразился смехом, когда кинжал опустился вниз и острие лезвия вошло в грудь жертвы. Он был не единственным. Многие верующие смеялись. Звук истерического смеха становился все громче, когда женщина на алтаре извивалась и пыталась - безрезультатно, конечно, - уйти от кинжала.
В своем отключенном от действительности состоянии он осознавал, насколько абсурдным, непристойным и ужасающим было это жестокое убийство, особенно на фоне всего этого неконтролируемого веселья. Знание этого, однако, никак не уменьшило его чувства. Он чувствовал себя связанным с людьми вокруг него так, как не чувствовал в прошлый раз. Они черпали энергию друг у друга и рециркулировали эту энергию таким образом, что ощущалoсь как глубокое погружение в какую-то темную магию. Волшебство. Мика не мог придумать другого подходящего слова. Он чувствовал себя окутанным этим. Вибрирующим полем невидимой силы. Это опьяняло сильнее любого наркотика на земле. Мика поймал себя на том, что хочет жить в этом чувстве вечно.
- Слався Сатанa!
Жрица продолжала рубить грудастую блондинку на алтаре. Неужели он действительно думал, что в прошлый раз она в бешенстве набросилась на жертву? Потому что после этого ему придется пересмотреть свое определение "бешенствa". Дамочка сходила с ума с этим гребаным кинжалом, словно одержимая. Она была похожа на зверя. В какой-то момент она наклонилась над алтарем и зубами оторвала кусок мяса. Мика с трепетом и признательностью наблюдал, как она проглотила кусок плоти целиком. После этого она продолжала с дикой энергией рубить уже определенно мертвую жертву еще несколько минут. К тому времени, как она остановилась, мертвое существо на алтаре почти не походило на человека. Даже лицо было искалечено до неузнаваемости.
Затем она уронила кинжал, погрузила обе руки глубоко в изрезанную брюшную полость мертвой женщины и полезла под ее грудную клетку. Сила, проявленная, когда она окунулась в тело и в конце концов вырвала сердце женщины, была ошеломляющей. На этот раз коронерские инструменты не понадобились. Мика не мог представить себе ни одной женщины, обладающей необходимой силой для подобных вещей, даже мускулистой девушки-бодибилдера, a эта женщина выглядела совсем иначе. Если уж на то пошло, он
