похожей на воробья.
— Элишка Чернова, — бесстрашно заявила воробышек.
— Прочитайте, пани Чернова, реплики, которые лежат на столе, — вежливо попросил я, разглядывая ее.
Что-то в ней было. За, казалось бы, невзрачной внешностью скрывался омут таинственности. Создавалось впечатление, что она специально скрывает свою привлекательность до нужного момента.
Когда актриса стала не просто читать реплики, а именно играть роль, меня пробрало до мурашек. У ее английского был необычный акцент, не такой, как у чехов, что лишь добавляло остроты выступлению. Главный взволнованно подался вперед, стараясь не упустить эмоции, которые отражались на лице Элишки. Войдя в роль девушка преобразилась в драгоценность — таким ярким ощущался контраст между серенькой внешностью и мастерством. Едва пани Чернова закончила, все зааплодировали.
Меня настолько захватила ее игра, что нечаянно вырвалось:
— Вы приняты, пани.
Но потом я спохватился и, дождавшись одобрительного кивка от главного, повторил:
— Мы с радостью берем вас на эту роль! Поздравляю!
Пока Элишка заполняла необходимые документы для контракта, все суетились и обсуждали новый график съемок.
— Дэниэль, проведи экскурсию для новенькой, — хитро улыбаясь, главный сплавил меня, подозреваю для того, чтобы снова сделать замечание Филу.
И я догадывался почему. Друг не оставлял без внимания ни одну мало-мальски симпатичную актрису.
— Мисс Чернова, вы уже бывали на «Баррандове»? — вежливость наше все.
Воробышек суетливо запихала документы в рюкзак и помотала головой.
— Я из Словакии. Обычно снимаюсь в местных сериалах. В Праге впервые.
Девушка светло улыбнулась, и мое сердце забилось быстрее. От улыбки на щеках у Элишки появились милые ямочки. Засмотревшись, я молчал как дурак.
— Если знаете интересные факты, я бы послушала про «Баррандов». Люблю истории мест, они придают им важность и шарм. И давай на «ты».
Я отмер и кивнул:
— Конечно, знаю. Пойдем.
Мы вышли из павильона для проб и не спеша двинулись по улочке.
— Киностудия была основана в тысяча девятьсот двадцать первом году, а само здание было построено в начале тридцатого года двумя братьями: Вацлавом и Милошем Гавел…
Элишка удивленно воскликнула:
— Вацлав Гавел же был президентом Чехии?
— А вот и не этот Вацлав, а его сын станет первым президентом Чехии. Сегодня «Баррандов» — одна из самых крупных и старых киностудий в Европе. Четырнадцать огромных павильонов, которые ты видишь впереди, построены по аналогу с Голливудом, даже место для студии братья выбрали из-за сходства.
— Ничего себе! Как интересно, — кивнула девушка, чем подбодрила меня, и я продолжил:
— Братья Гавел были хитрецами, на мой взгляд, потому что продумали все факторы при создании киностудии, — я жестикулировал, а воробышек жадно слушала, наивно хлопая ресницами.
— Расскажешь?
— Первый плюс — ландшафт студии. На территории есть ровные участки, есть холмы, поле с видом на лес и разрушенные многочисленными войнами стены замка — в общем, все, что только можно представить. Некоторые холмы созданы природой так, что если снимать их с определенного ракурса, то не будут видны линии электропередач или намеки на современность. Исторические фильмы на природе снимают спокойно без выезда куда-то за территорию киностудии. — Я остановился на минуту, чтобы оценить реакцию собеседницы, и снова продолжил: — Еще один плюс — расположение в черте города. Когда в фильмах участвуют большие звезды, они всегда живут в отелях Праги, а так как оплата у них немаленькая и почасовая — скорость, с которой они могут добраться от гостиницы до съемочной площадки, играет немаловажную роль.
— Согласна насчет плюсов. Ну, вот меня поселили, — она взглянула на визитку, которую держала все это время в руке, — в отеле на окраине Праги. Эх, значит, до большой звезды мне еще расти и расти, — пошутила она, и я засмеялся.
После кастинга намечалось собрание всей съемочной группы, чтобы утвердить новый график, поэтому, отбыв положенное время, я решил вечер посвятить прогулке. Легенды Праги, иронично рассказанные случайно нанятым гидом днем, словно оживали с наступлением сумерек. Ночной город служил переходом между реальным миром и другим, мистическим. Не хотелось спешить домой — там все равно никто не ждал, да и особый повод пройтись по мрачным улочкам мне не требовался. Прага ночью словно оголялась, отбрасывая стеснение, притворство и мишуру.
Я понимал, почему в чешскую столицу зачастили американские киношники. Прага оказалась многолика, словно вобрала в себя все эпохи и стили мира, легко, будто по щелчку становясь тем городом, который хотел бы видеть зритель.
Странно, но мне все чаще мерещилась девушка из сна: в отражении витрин сувенирных магазинов, в автобусных окнах и даже на экране мобильного. Являлось ли это наваждением или так выражался стресс от переезда, я не знал, но, помня о болезни бабушки, решил записаться к психологу.
Чешская столица ассоциировалась с моей родственницей: мудрой и стильной. В детстве я представлял ба самым настоящим драконом, который испепелил все ужасы жизни, оградил меня от страданий. Прага напоминала ту же драконицу: черепичные красные крыши были ее крыльями, а брусчатка — гладким серым брюхом.
Я вдыхал запахи бурлящей Влтавы и мог подолгу наблюдать за смешными драками лебедей и уток, стремящихся получить кусок булки от щедрых туристов. За время, прошедшее с прилета, я исходил каждую улочку старого города. Иногда брел бездумно, теряясь в узеньких проходах, иногда двигался по навигатору, целенаправленно идя к костелу [5] или другой достопримечательности.
Здесь я часто нырял в воспоминания о своем детстве. Возможно, в сравнении с тем, как жил сейчас, я вспоминал соседский стол на лужайке. На нем всегда стояли джем и свежие хлебцы. А я тогда часто ничего не ел сутками. Проходя мимо того стола, сглатывал голодную слюну. Стыдливо оглядываясь крался, чтобы зачерпнуть чайную ложечку джема. Но останавливался, зная, что воровать плохо, и, втянув аромат персиков, плакал и шел домой. То время прошло, но воспоминания о голодном детстве все еще терзали меня, поэтому теперь я покупал что-то вкусное, пока гулял, и всегда возвращался в съемную квартиру с едой про запас.
Mundus vult decipi, ergo decipiatur.
Мир жаждет быть обманутым, так пусть он будет обманут.
Два дня спустя
Подземный архив Ватикана
Мужчина, сидевший за столом, окруженный книжными стеллажами и обложенный папирусами, походил на живую статую. Его лицо застыло. Он слушал собеседника, чей нервный баритон раздавался из динамика телефона. Лишь некогда яркие синие глаза мужчины недовольно сузились, прежде чем он ответил:
— Ты должен был найти мальчишку, а не доводить миссис Чейз до срыва.
— Он в
