Нынешний мертвец попал в морг быстро. Сутки в коллекторе, сутки у стены давно замороженной стройки. Сторож оказался исполнительным – честно обходил здание по несколько раз в день.
Полиция трупом не заинтересовалась, а в морге патологоанатом механически записал в причины смерти – «смерть от алкогольного отравления». И действительно, ни на коже игрока, ни внутри не было ни единого ожога. Хотя в его мире, мире свалки, бомж был поджарен сначала дрэйком, а затем сожжен дотла солнцем, впервые взошедшим над этим местом.
***
Несмотря на дикое желание немедленно помыться, Лекс проводил богатырей до самого озера. Шестеро из них несли на своих пиках погибшего, несли печально и торжественно. Они так и ушли в глубину, один за другим, исчезли острые концы их шлемов, наконечники пик, над грудью мертвого богатыря тихо сошлась вода.
Если им придется воевать снова, то богатыри воспользуются всем опытом, что получили до этого. Потому что он их так создал. Пусть и бездушными, но добрыми и способными.
А еще, в следующий раз из омута снова выйдут тридцать три богатыря, и от этого Лекс готов был полюбить эту вселенную.
Красная черепица слегка поблескивала на солнце, выдавая свое слегка неестественное происхождение. Рядом с условным входом – тем местом, где деревянный пол дома и песок соединяли несколько ступенек, стоял штандарт с нанесенным на нем иероглифом красного цвета. Что именно он означал, Лекс не знал, но подходить к дому ему сразу расхотелось. От этого иероглифа так и веяло мощью охранного заклинания.
Снаружи дом был заключен в огромный круг из камней. Каждый из них лежал вдалеке от соседей, метрах в полутора, но, тем не менее, они четко очерчивали внутреннюю зону, входить в которую, по всей видимости, не следовало. Особенно таким не совсем прошеным гостям, как Лекс.
Лекс позволили себе лишь подойти к одному из этих камней, не более. Наступил на него ногой, словно проверяя, существует ли этот предмет на самом деле. После этого прочертил незримую черту, прямую от крыльца дома до самого горизонта.
Джокер Ч. Пустынник
В последнее время Джокер стал много пить. Не то, чтобы раньше он пил мало, – в его компании даже понятий таких не существовало «много» или «мало». Но он стал пить больше.
Это произошло не из-за работы, тем более не из-за того, что он слишком много времени отдавал байкерской тусовке. Там он просто пил наравне со всеми, ничего особенного. Да и в большинстве случаев дело ограничивалось несчетным количеством банок пива. Это произошло из-за снов.
Приятных снов, как ни странно. Поначалу приятных. В этих снах он ехал по пустынному шоссе, абсолютно ровному и прямому, уходящему далеко за горизонт. Во сне не обязательно видеть, чтобы знать, что шоссе не просто упирается в горизонт, а продолжается и за ним, уходит все дальше и дальше.
Редкие деревья по сторонам откидывали тень, и этого было достаточно, чтобы не чувствовать жары на этой дороге. Не потому, что тень доставала до асфальта, но лишь от осознания, что в любой момент можно остановиться и передохнуть у ствола этого дерева, спрятавшись под ним от солнца.
Сначала все было так. Не сон, а мечта. Просто дорога, просто урчащий мотор, горделивый звук, выбрасываемый выхлопной трубой, а в остальном – тишина и покой вокруг.
Но затем сломался двигатель. И вроде ничего и не произошло, подумаешь, поломка в пути – сколько раз такое бывало и не во сне. Чинились, вызывали друзей, в крайнем случае – дотягивали до ближайшего сервиса. Но во сне это было не так. Во сне такая первая поломка вызвала ощущение, непреодолимое ощущение того, что все неправильно. Что нельзя останавливаться на этой дороге, ни на секунду. Что если он не заведет мотоцикл и не уберется как можно быстрее, не двинется снова в путь по направлению к горизонту, то все будет плохо. Что именно – он даже не знал. Сну не обязательно разжевывать свои страхи, достаточно намека, штриха, который легко превратит благостную пастораль в липкий кошмар.
Ему пришлось проснуться, двигатель во сне, конечно, он так и не смог починить. Но проснулся, за мгновения до того, как его настигло нечто из ниоткуда. Буквально вырвал себя из когтей кошмара, несколько минут после этого смотрел ополоумевшими глазами в темноту спальни, пытаясь понять, где он на самом деле находится.
Потом лопнула шина, и он снова оказался на обочине в ожидании, когда его накроет незримый ужас. Потом авария на ровном месте, на пустой дороге, и он снова на обочине, дожидается стаи чудовищ. И ни друзей, ни эвакуатора, ни сервиса. Ни единой машины, лишь абсолютно пустынная дорога, ведущая от одного горизонта к другому. Из бесконечности в бесконечность. Но стоит остановиться – и чудовища сразу приближаются, давят липким страхом, выбивая из него всякое желание путешествовать в одиночку.
Потом он начал пить. Просто для того, чтобы не помнить эти сны, потому что он начал нервничать и дергаться даже днем. Очевидно, что на ясную голову подобные сны его волновали не очень, но они начинали мешать работе, поэтому лучше бы их не было.
И сны прошли. Вроде бы. По крайней мере, после половины бутылки виски за вечер, на утро он не помнил не то что сны, но даже как, собственно, засыпал предыдущим днем. Может быть, на самом деле сны никуда и не ушли, но это было не важно. Он их не помнил. Совсем.
Вот правда, и нервничать не перестал. Пытался балансировать, уменьшать дозы спиртного, валя все на начинающийся алкоголизм, но где-то глубоко внутри понимая, что виски здесь не при чем. Что это все сны, неосознанно, все же пробиваются из ночи в день, пытаясь завладеть его разумом. Он сопротивлялся.
Этим вечером половиной бутылки не обошлось. Точнее, он выпил сначала оставшуюся половину от предыдущих заходов, потом взял из бара еще одну. И выпил и ее. В конце концов, мог себе позволить перед выходными. И не запомнил, как уснул.
На этот раз мотоцикл не ломался. И шины были целы. Кончилась дорога. Он знал, что впереди ее больше нет, но у сна свои правила – и ему пришлось ехать по ней, без возможности развернуться, без права бросить мотоцикл и кинуться куда-нибудь в поле на своих двоих. Сон не предполагал подобного выбора, его сюжет был прямолинеен и прост. И по сценарию ему надо было доехать до места, где дорога заканчивалась. До места, где его ждала стая чудовищ.
Он пытался сбросить газ, свернуть, затормозить, врезаться в разделительные ограждения, в конце концов. Он пытался заставить себя проснуться. Но выпито было слишком много, и от этого сон становился еще более липким, из него было не вырваться, а любая попытка дернуться лишь помогала сну навернуть еще один виток паучьей нити вокруг барахтающейся мухи.
