Великий мастер задумался. Подобно Палестине, поделенной на двенадцать частей и отданной по жребию двенадцати коленам Израиля, была поделена Америка на 13 самостоятельных штатов под общим управлением. Даже милая его сердцу столица, Вашингтон, строилась братом Хобаном по масонским чертежам. Белый дом, на верхней части которого установлены пентаграммы, [66]и Мемориал пересекаются своими линиями у Темпла, образуя рисунок циркуля.
Презрительная усмешка растянула узкие губы масона.
— Глупые, ограниченные гои, [67]душу готовые продать за наши бумажки, на которых мы дерзко начертали знаки своего могущества, бросая вызов целому миру!
Вы даже не догадываетесь, что именно они приведут вас к пропасти, из которой уже не выбраться! [68]
Итак, сегодня заседание верховного совета мира состоится здесь, в новом прекрасном зале!
Гости, в темных плащах, с лицами, скрытыми под широкими капюшонами, подобно теням, проникали в дом, торопливо проходя мимо почтительного швейцара. К полуночи Совет, избранный на общей ассамблее, собрался в полном составе. Сохраняя молчание, офицеры в строгих мундирах, с запонами, символизирующими фартуки каменщиков, заняли свои места. Полированная поверхность стола отражала мерцающее пламя свечей в тяжелых бронзовых подсвечниках. Языки огня метались из стороны в сторону, отбрасывая причудливые тени. Все ждали прихода великого мастера. Наконец двери бесшумно распахнулись, и на пороге появился он, их вождь и учитель, в шелковой черной мантии, в переливающемся, расшитом драгоценными камнями запоне и прекрасном золотом бальдерике. [69]
Офицеры поспешили встать. Цепким взором он коснулся каждого из присутствующих, словно ядовитая змея, не решившая еще, кого ужалит первым. И под гипнозом прозрачных, почти бесцветных глаз гости замерли, не смея, даже в мыслях, коснуться совершенной личности учителя. Что за неведомая сила заключалась в дряхлом старческом теле, в бледном, с вваленными щеками, лице, на котором застыла печать презрения и нелюбви ко всему роду человеческому?
— Приветствую вас, братья! Давайте ознаменуем открытие работ братской цепью! [70]— торжественно провозгласил великий мастер. Его голос оказался неожиданно сильным и зычным.
Офицеры образовали круг и взялись за руки. Прошло минуты три, прежде чем учитель вновь разрешил им сесть.
— Вы, наверное, догадываетесь, зачем я собрал совет. Поэтому не будем терять время и заниматься пустой болтовней. Брат Ашер, подойдите.
После его слов из темной части зала выступила высокая мужская фигура и нерешительно приблизилась к столу.
— Скажите, чем вы можете оправдать провал нашего плана? Мы приложили массу усилий, чтобы отыскать хранителя! Столько работы, и все впустую! Что, не смогли переиграть полуграмотную деревенскую старуху?! Позор! А бессмысленные кровавые убийства, Ашер, только подтвердили вашу полную несостоятельность! Но самой непростительной ошибкой явился арест! Вам ли не знать главного правила: нить должна быть обрезана!
Голос мастера загремел от едва сдерживаемого гнева. Его глаза, устремленные на офицера, прожигали обвиняемого насквозь. У Гинцбурга не осталось и следа от прежней уверенности в себе и высокомерия. На белом, вмиг постаревшем лице застыл животный ужас. Но не гневные слова учителя так напугали несчастного, причина заключалась в ином…
Казалось, мастер потерял к нему всякий интерес.
— Давайте пройдем в ритуальный зал! — совсем другим, ровным голосом произнес он.
Офицеры переглянулись. Предложение учителя не сулило ничего хорошего.
Ритуальный зал по размерам уступал первому. Центральную часть его занимал большой алтарь из темного, с серебряными прожилками мрамора. На обтянутых черным бархатом стенах, в хрустальных светильниках, имеющих сходство с бокалами, плескалась густая, рубинового цвета кровь. Но ничто здесь не производило такого шокирующего впечатления, как установленная перед алтарем статуя падшего ангела-покровителя — идола Бафомета, которую согласно преданию тамплиерам вручил сам сатана. Чудовище с головой и ногами козла, орлиными крыльями и женской грудью сидело на пьедестале, поверх земного шара. Между рогами находился факел, просвещающий мир и приемлющий свет свой от пятиконечной звезды во лбу идола, вместилища разума. Правая рука, с надписью «Solve», то есть «разреши», была поднята кверху, а левая, с «Coagula», то есть «связывай», опущена книзу, в знак его божественной власти связывать и разрешать на небе и на земле. Три пальца обеих рук, при согнутых двух остальных, обозначали Троицу, в знак восхищения Ея имени, власти и силы сатаною, возомнившего себя подобным Богу.
Вошедшие преклонили колена перед божеством.
— Приветствуем тебя, наш бог и повелитель! — произнес великий мастер. Поднявшись, он торжественно продолжил: — Наступает время черной мессы, через неделю, в воскресенье.
— А жертва? — тихо поинтересовался один из офицеров.
— Ашер Гинцбург, — со спокойным безразличием ответил учитель.
— Прошу вас, не надо, я все исправлю! — осужденный, упав перед великим мастером, заскулил, как раненое животное.
Старик презрительно скривился. В его взгляде читалось разочарование.
— Вы мне неинтересны, Ашер! Уже поздно. Исправить ничего нельзя. Нить нужно обрезать! Надеюсь, это понятно? — Он обвел мрачным взглядом членов совета. Затем, с определенной долей сарказма, холодно заметил: — Крепитесь же, в конце концов! Безусловно, убивать других значительно легче и приятнее…
Ашер Гинцбург остался лежать на полу. Вся поза несчастного выражала полнейшую безнадежность.
— Уведите, до исполнения приговора.
Двое братьев подняли осужденного и потащили к выходу.
— Давайте вернемся в зал заседаний, — предложил мастер остальным офицерам.
— Что ж, вопрос остается открытым. Книга власти по-прежнему в чужих руках. Не пора ли обратиться за помощью к друзьям тамплиерам? У них огромный разыскной опыт. Вот только опасаюсь, как бы они не вздумали сами воспользоваться найденным сокровищем! Поэтому лучше все-таки пока не посвящать их в наши планы. Братья, прошу проголосовать, кто согласен с предложением и дальше вести поиски самостоятельно? — Единогласно поднятые руки послужили ему ответом. — Благодарю за понимание. Итак, кого вы можете предложить на место Ашера Гинцбурга? Причем не забудьте, кандидату придется в совершенстве овладеть русским!
Воцарилось напряженное молчание. Офицеры со страхом ожидали нового назначения. По залу потянуло могильным холодом, а неподалеку от стола забрезжило призрачное сияние, в свете которого собравшиеся увидели высокую женщину с глазами-омутами. Мастер внутренне напрягся, но внешне постарался ничем не выдать своей тревоги.
