Ну так и пошли они подальше — Уайтхед, Кэрис и все прочие. Это чужой мир, и Марти не хотел оттуда ничего. Он получит любых женщин в любое время, стоит лишь снять трубку и поговорить с Флинном. Никаких проблем. Пусть богачи играют в свои дурные игры, ему это неинтересно. Он осушил первую банку пива, стоя в кухне, затем взял еще две и отправился к себе. Сегодня он хочет по-настоящему отключиться. О да. Он напьется и забудет обо всем. Особенно о ней. Потому что ему наплевать. Ему наплевать.
Кассета кончилась, экран заполнила сеть жужжащих белых точек. Белый шум… Так его называют? Это портрет хаоса: шипение и рябь — внутренняя энергия Вселенной. Пустые воздушные волны на самом деле никогда не бывают пусты.
Марти выключил телевизор. Он больше не хотел смотреть на драки. Его голова наполнилась жужжанием — белый шум проник и в нее.
Он упал в кресло и осушил вторую банку пива в два глотка. Образ Кэрис рядом с Уайтхедом вновь четко проступил в его голове. «Уходи», — сказал ему Марти, но изображение продолжало мигать. Может быть, он просто хотел девушку? Может быть, беспокойство исчезнет, если затащить Кэрис утром в голубятню и отыметь так, чтобы она сама молила его не останавливаться? Грязная мысль вызвала у Марти еще большее отвращение. Его тревогу не заглушить порнографией.
Когда он открыл третью банку, то обнаружил, что его руки вспотели; такой липкий пот он всегда воспринимал как болезнь, как первые признаки гриппа Он вытер влажные ладони о джинсы и поставил банку. Нет, не просто безрассудная страсть питает его нервозность. Что-то не так. Он поднялся и подошел к окну. Он всмотрелся в непроницаемую тьму за окном и внезапно понял, что именно не так: фонари на лужайках и на внешней ограде не были включены на ночь. Значит, он должен сделать это. Впервые за все время его жизни в усадьбе снаружи стояла настоящая ночь, гораздо более темная, чем обычно в это время года. В Уондсворте всегда было светло — светильники на стенах включали еще до заката. Но здесь без уличного освещения воцарились тьма и ночь.
Ночь и белый шум.
Вопреки предположениям Марти, Кэрис на ужин не пришла. Свобода, которой она пользовалась, была ограниченна, но она всегда могла отказаться от приглашения. Она вынесла целый день отцовских слез, неожиданных обвинений и сомнений. Она устала от этого груза. Поэтому она мечтала о забвении и приняла большую дозу, чем обычно. Сейчас она хотела одного: лечь и погрузиться в небытие.
Как только она положила голову на подушку, что-то — или кто-то — прикоснулось к ней. Она в испуге вскочила, оглядываясь вокруг. Спальня была пуста. Лампы включены, занавески опущены. Никого нет; это обман чувств, не более того. Но Кэрис по-прежнему ощущала, что сзади на ее шее подрагивают нервные окончания, реагирующие на вторжение и прикосновение, как анемоны. Это на время отодвинуло впадение в летаргию. Нет смысла класть голову на подушку, пока сердце не перестанет бешено колотиться.
Присев на кровати, она задумалась, где сейчас ее утренний бегун. Наверное, на ужине, вместе с остальными папиными придворными. Они такое любят: иметь в компании человека, до которого можно снисходить. Она уже не думала о нем как об ангеле. Ведь у него теперь есть имя и история (Той рассказал Кэрис все, что знал). Он потерял свою божественность. Он стал собой, Мартином Френсисом Штраусом, человеком с серо-зелеными глазами, шрамом на щеке и необыкновенно выразительными руками, как у актера. Кроме того, вряд ли из него выйдет профессиональный обманщик — его бы выдали глаза.
Затем прикосновение повторилось. На этот раз она явно почувствовала пальцы на своей шее, как будто кто-то очень легко сдавливал ее позвонок большим и указательным пальцами. Иллюзия была слишком реальной, чтобы прогнать ее.
Кэрис села за столик у кровати и почувствовала, как мерные толчки распространяются по телу. Может быть, плохой наркотик? Раньше у нее никогда не было проблем: Лютер покупал у своих стратфордских поставщиков героин высочайшего качества, отец мог обеспечить это.
Ложись в постель, сказала она себе. Даже если не можешь спать, ложись. Но кровать, когда Кэрис встала и повернулась к ней, отдалилась, а все предметы в комнате сжались в угол, словно они нарисованы и линии рисунка стягивает какая-то невидимая рука.
Затем она вновь почувствовала пальцы на шее. Теперь они были более настойчивы, они пробирались внутрь ее тела. Кэрис дотянулась и энергично ударила себя по шее сзади, громко проклиная Лютера за плохое зелье. Возможно, он покупал не чистый героин, а смешанный с чем-то, прикарманивая себе разницу. Злость на несколько секунд очистила сознание Кэрис, или ей так казалось, поскольку больше ничего не случилось. Она направилась к кровати, ориентируясь по расписанной цветами стене и держась за нее на ходу. Вещи встали на свои места, комната вновь приобрела первоначальный вид. Облегченно вздохнув, девушка легла прямо на покрывало и закрыла глаза. Перед глазами запрыгали странные фигуры: они возникали, рассыпались и возникали снова. Они не имели никакого смысла — только вспыхивали и распадались; безумные граффити. Кэрис наблюдала за ними внутренним взором и, очарованная их непрестанными трансформациями, едва сознавала, что невидимые пальцы вновь нашли ее шею и постепенно вползали в нее с утонченным мастерством умелого массажиста.
Затем — сон.
Она не слышала, как залаяли собаки; это услышал Марти. Поначалу раздалось несколько одиночных голосов где-то к юго-востоку от дома, но сигнал тревоги почти сразу же подхватил хор других голосов.
Опьяневший Марти встал из кресла перед мертвым телевизором и подошел к окну.
Поднялся ветер. Может быть, он отломил несколько сухих веток, а те попадали на землю и встревожили собак. Марти отметил в углу поместья несколько высохших вязов, которые надо срубить; возможно, один из них упал. Все же следует выйти и взглянуть. Он прошел в кухню и включил мониторы, просматривая от камеры до камеры внешнюю ограду. Смотреть было не на что. Но к востоку от леса изображения исчезли. Белый шум вместо залитой светом травы. Три камеры не работали.
— Дерьмо, — выругался Марти.
Если упало дерево — что более вероятно, чем простая поломка, — разбираться с ним придется Марти. Странно, что не сработала тревога Неисправность, отключившая три камеры, должна была вывести из строя всю систему; однако звонок не звенел, сирены не выли. Он снял куртку с крюка у двери, прихватил фонарь и вышел наружу.
Огни ограды мерцали по всему видимому периметру. Марти быстро оглядел их и не заметил ни одного отключенного. Он направился в ту сторону, откуда доносился лай. Ночь выдалась мягкой, несмотря на ветер; первые ощутимые признаки весеннего тепла. Прогулка казалась приятной, хотя повод был дурацким. Возможно, это вовсе не дерево, а обычное замыкание. Сломаться может что угодно. Дом остался позади, свет в окнах тоже. Вокруг Марти сомкнулась темнота. Он брел в двух сотнях ярдов от огней изгороди и примерно на таком же расстоянии от дома по полосе пустой земли. Фонарь слабо освещал дерн в нескольких шагах впереди. Ветер порой шелестел в кронах деревьев, но вокруг стояла тишина.
