— Ты… — Клим скрипнул зубами и замахнулся прикладом. Нисколько не сомневаясь, что он сейчас размозжит Дэну голову, я бросился к Инину.
— Стой! — выкрикнул я, повиснув на его руке. — Ты что, не видишь, он не в себе?
Тяжело дыша, Климентий посмотрел на меня, глаза его метали молнии.
— Татьяна была моей женой, — тихо проговорил Клим, медленно опуская ружье. — Она умерла два года назад, от рака. И я никогда… То есть она… Она любила… Но как… Как он узнал? — Голос его срывался от ярости.
Дэн, казалось, потерял к нам всякий интерес и снова уставился в немыслимую надпись из веток. Затем тихо произнес, не поднимая головы:
— ТАМ. ВЕЧНОСТЬ. И ПОКОЙ.
Убрав в чехол нож, я подошел к нему. Невыносимый смрад болотной тины и рвоты сводил с ума.
— Дэн, очнись! — Я ударил его по щеке. — Вставай!!! Где Ди? Вы были вместе?
Медленно, словно загипнотизированный, Денис, шатаясь, поднялся, продолжая тупо разглядывать бессмысленную абракадабру из разложенных палок. Я смотрел на его горбатую фигуру с безвольно повисшими руками, и мне чудился образ вылезшего из могилы мертвеца.
Дождь лил уже как из ведра, образуя лужи в небольших впадинах на земле.
— Но в одном ты был прав, Инин. — Дэн поднял голову. — Шакалы здесь действительно нападают только стаей. — Он, качаясь, словно пьяный, повернулся и, задрав голову, издал жуткий протяжный вой. В сумерках и отблесках молнии он прозвучал как клич смерти.
В ответ из глубины леса раздался тоскливый вой шакалов.
— Дима, что за… — хрипло прошептал Вит.
Я направил фонарь на спину Дэна, и мне стоило огромных усилий сдержаться, чтобы не закричать. Жалкие остатки рубашки не скрывали спины Дэна. Она была сплошь покрыта глубокими порезами, кровь широкими струями стекала на его джинсы, верхняя часть которых уже потемнела и набухла.
Шакалы завыли снова, на этот раз громче.
— Прекрати, Дэн! — закричал Вит.
— Сила прошлого протягивает вам руки мертвых. Это был классный секс. Я не должен уходить. Я… — Закончить Дэн не успел, потому что в следующий момент он уже заваливался набок, потеряв сознание от сильного удара Клима.
Я в оцепенении стоял, не зная, что предпринять. Клим ловко подхватил обмякшее тело Дениса и сказал мне:
— Помоги мне взвалить его на спину.
Поддерживая бесчувственное тело Дэна, я с содроганием чувствовал, как мои руки становятся липкими и скользкими.
«Господи, что с ним случилось? — в ужасе думал я. — Он сошел с ума? Как и его крыса?» Вдруг на его спине я нащупал что-то шершавое и острое. Дотронувшись до странного предмета, я почувствовал, как он вываливается из раны, но в последний момент я успел удержать его пальцами. Что это, камень? Кусок щебня?
Клим взвалил на плечо Дэна и, швыряя мне ружье, бросил:
— Убираемся отсюда.
— А как же Диана? — жалобно проговорил Вит, но Клим был неумолим: — Мы не можем продолжать поиски с ним. Принесем вашего друга в лагерь и пойдем дальше.
Я изо всех сил сжал выпавший из раны предмет. Он был неприятный на ощупь и холодный. На камень не похоже. Что бы это могло быть? Я убрал его в верхний карман куртки, при этом он больно царапнул мою ладонь. Вит плелся за нами, держа в руках фотоаппарат Дэна.
С трудом поспевая за Климентием, я спросил:
— Клим, что с ним? Что с ним произошло?
— Как бы я хотел это знать, — так тихо ответил он, что я его еле расслышал.
— По-моему, нам всем вместе нужно валить отсюда. Как можно скорее.
Клим молча шел вперед.
Потом он что-то пробормотал, но я был настолько измотан, что не стал вникать в смысл сказанного. Лишь когда мы подходили к лагерю, до меня дошло, что в фразе Клима промелькнуло слово «поздно».
* * *
В лагере нас ждали две новости: хорошая и плохая. Хорошая — объявилась Ди. С ней все было в порядке, она пояснила, что решила собрать грибов, пошла прогуляться в лес и немного заблудилась (почти как мы). В пакете, который она положила на стол, действительно лежала пара вялых сыроежек и несколько лисичек. И самое интересное, что она даже не выглядела испуганной, что вообще казалось мне невероятным. В самом деле, сложно представить Ди в одиночку шляющейся по лесу, да еще на ночь глядя. И это после того, как ей померещилось что-то в зеркале? Офигеть. Я обратил внимание, что ее указательный палец был замотан пластырем, и на мой вопрос она ответила, что сильно содрала заусеницу, когда утром делала маникюр.
Теперь что касается плохой новости. Лодка не пришла. С этим было сложнее смириться, и Гуфи, сообщивший об этом, чуть не плакал, а всем остальным оставалось только стиснуть зубы.
По прибытии в лагерь лицо Дэна немного прояснилось, кошмарная улыбка появлялась все реже. Он стал жаловаться на боль в спине. Клим отнес его в дом. Выйдя наружу, он зажег трубку. Руки его мелко подрагивали.
— На море сильный шторм. Будем надеяться, что Константин приедет завтра, — сказал он. — Нужно обработать раны вашего друга, — добавил он.
Дождь на некоторое время затих, но поднялся сильный ветер. Ирина с Ольгой вскипятили горячей воды и занялись ранами Дэна. С тех пор как мы пришли, Ира не вымолвила и слова, а после нашего сбивчивого рассказа об обстоятельствах, при которых мы нашли Дэна, она лишь плотнее сжала губы. На некоторые, особенно глубокие раны Клим наложил швы — в его скромной хибарке нашлись даже хирургические принадлежности. «Грубо, но крепко. Главное, чтобы они не загноились», — сказал потом Клим.
Мы совсем забыли про Зину, и лишь потом я вспомнил, почему. Она перестала визжать, может, потому, что порвала связки (если они вообще есть у крысы), а может, поняла, что это ничего не изменит. Когда я видел ее в последний раз, она просто лежала в центре клетки, бессмысленно глядя куда-то в сторону. Бока ее уже не вздымались, как прежде, однако и к еде крыса не притронулась. Ира куда-то вышла, и я решил зайти к Денису. Когда я закрыл за собой дверь, он вполне осмысленно посмотрел на меня. Лицо его было белее бумаги, лоб покрывали крупные капли пота. Губы потрескались и потемнели.
Я молча разглядывал его, страх снова сковывал мои конечности, и я понимал, что если на его лице снова заиграет эта ухмылка, я просто с воплями выбегу из дома и буду ночевать на каком-нибудь дереве. Мне снова стало жутко. Я боялся заговорить с ним! Тягостная пауза становилась невыносимой, и я уже стал жалеть, что решился зайти к Дэну, как он неожиданно произнес:
— Дима, Миляева никогда тебя не любила. Она переспала с Сосновцевым через два дня после твоего ухода в армию.
Сказать, что слова Дэна оглушили меня, значит не сказать ничего. Потрясенный, я тупо разглядывал носки своих ботинок и чувствовал, что мои глаза влажнеют. Черт возьми, последний раз я плакал во втором классе! Странно, но я почти чувствовал облегчение.
