Стоило мне сделать шаг, ведьма обернулась и без всякой раскачки прыгнула на меня, замахиваясь ножом. Я наотмашь ударила ее ломиком по лбу и еще раз по запястью. Нож она выронила, но удар по голове не подействовал. Ведьма повисла на мне, обдав смрадом грязного старческого тела, и схватила за шею. Пальцы, вцепившиеся мне в горло, на ощупь были как костяные, но хватка у них была нечеловеческая. Старуха повалила меня на пол. Она хрипела от звериной ярости, глаза у нее были мутные, из открытого беззубого рта воняло. Ее тело было ветхим, но в нем жила такая силища, что страшно было подумать, какой она была в молодости. Продолжая меня душить одной рукой, бабка другой стала нащупывать на полу нож.
Я задергалась изо всех сил, стараясь отодвинуться от того места, где упал нож. Воздух в легких кончился, перед глазами все плыло. Но у меня внутри клокотало от ярости не меньше, чем у ведьмы. Не помня себя от злости, я зарычала, из последних сил вскинула руку и ударила ведьму ломиком по затылку раз, другой, скинула ее с себя, вскочила и бросилась к столу. Там среди мясных ошметков лежал еще топорик для разрубания костей. Судя по цвету лезвия, им недавно пользовались. Я дернула топорик за рукоятку к себе и едва успела обернуться. Ведьма тоже вскочила так легко, словно ее только что не били ломом по затылку. По ее грязным волосам текла кровь, но в руке она уже держала нож. Я не стала ждать, когда она им воспользуется, схватила ее руку с ножом, вывернула запястье и воткнула нож в костлявую грудь.
Ведьма сипло взвыла, дернулась, пытаясь вытащить нож, навалилась на меня всем телом, силясь освободиться. Я оттолкнула ее и замахнулась топором. Он прочертил в воздухе дугу и ударился в шею, с хрустом разрубив позвонки. Взлохмаченная голова мячиком отскочила к стенке, а тело осело, оставшись лежать в луже темной зловонной крови.
Я опустила топор, переводя дух, перешагнула лужу крови и подошла к печи. Она все еще топилась. Из щели под закрытой теперь заслонкой пробивались отблески пламени. Я сняла заслонку, нагнулась к поленнице и подбросила дров, чтобы огонь занялся еще жарче. Из сеней проскрипели тихие шаги. Я сжала в руке топорище и обернулась.
— Саша. Соскучилась по мне? Ну, заходи на огонек.
Она стояла в дверях и глядела, молча, тяжелым недетским взглядом. Потом ядовито со злорадством улыбнулась.
— Думаешь, крутая? Теперь, когда она умерла, вся сила передалась мне.
— А она тебе нужна? — спросила я с сомнением, — А как же родители твои и бабушка?
— Родители меня бросили, — Саша презрительно скривила губы, — Струсили и сбежали, оставили меня, хотя могли бы просто за шиворот уволочь, если бы хотели. А бабушка, она тоже струсила. Я себе другую нашла. Два месяца назад, когда заблудилась в лесу. Она меня выбрала, потому что я способная. Лариса ведь тоже заблудилась, но бабушка к ней не вышла.
— А к тебе, значит, вышла, талантливая ты наша? — криво ухмыльнулась я, продолжая крепко держать топор и не спуская с Саши глаз, — И ты хочешь жить здесь, в этой грязи?
— Теперь это все мое, — Саша гордо вскинула голову, — И я все сделаю по-своему. Потому что я главная ведьма.
— И ради этого будешь жрать человеческое мясо? — с отвращением спросила я.
Она гаденько улыбнулась.
— Оно сладкое. Другого уже не захочется.
— Ты попробовала, — я обреченно качнула головой, — Ну, тогда делать нечего.
Я отступила от печки, приближаясь к ней. Саша тоже сделала шаг навстречу. Ее лицо исказилось, стало мучнисто-белым, глаза по-совиному округлились. Теперь это было то самое лицо, которое видели люди, когда она выходила на охоту для своей бабушки.
— Когда я с тобой закончу, — проговорила она, — Спущусь в погреб за твоей сестрой и теми девочками. А Артем…Мужчины жесткие и пахнут потом, как лошади.
— Мала ты еще и ничего не понимаешь в мужчинах, — процедила я сквозь зубы.
Она вдруг с громким воплем выдохнула воздух, пол кухни поплыл, и топор вырвался у меня из пальцев. Вытаращив глаза, оглушительно визжа, Саша кинулась на меня. Ее скрюченные пальцы метнулись к моему лицу, ногти чиркнули по щеке, обдирая кожу, стремясь выцарапать глаза. Скулу обожгло, кровь теплыми струйками потекла по подбородку.
Обезоруженная я выхватила из кармана куртки солонку и сыпанула из нее прямо Саше в лицо. Осыпанное белым порошком оно пошло волдырями, как от ожога. Саша истошно заорала, рванулась ко мне и вцепилась зубами в мою руку с солонкой. Кровь брызнула во все стороны. Я захлебнулась криком боли и выронила солонку. Она открылась, остатки соли просыпались на пол, смешиваясь с кровью старшей ведьмы. Я обхватила Сашу руками и повалила на пол. Она вырывалась, продолжая вопить на высокой, режущей слух ноте. Силой девчонка не уступала старухе. Казалось, что приходится бороться с мужчиной. Я стала катать ее по полу, заставляя прикасаться лицом и шеей к рассыпанной соли. Сашина кожа вся покрылась ожогами и потрескалась. Ведьма больше не была похожа на хорошенькую девочку.
— Убью! Все равно убью! — завизжала она, рывком высвободила руки и вцепилась мне в волосы.
Красивые светлые пряди, которыми я так горжусь, полетели клоками. Заорав от боли, я вскочила, оторвала Сашу от пола и, закинув на плечо, потащила к печке. Она брыкалась и выла, пыталась меня укусить, но я скинула ее с плеча и поднесла к открытому отверстию, пышущему жаром.
— Нет, не надо! — отчаянно по-девчоночьи заверещала Саша, когда я попыталась сунуть ее в печь ногами вперед, и уперлась ступнями в кирпичи по обеим сторонам от топки.
И тут же молниеносно повернула голову и укусила меня за уже укушенную руку. Я зарычала и ударила ее кулаком в затылок, одной рукой схватила за одежду на спине, другой за волосы и ткнула в топку головой.
— Будешь ты у меня Ивашкой под простоквашкой! — выкрикнула я и впихнула Сашу в широкое отверстие топки.
В последний миг ведьма с невероятной силой попыталась вырваться обратно. Я схватила заслонку и закрыла, прижав тяжестью своего тела. Изнутри по металлической пластине грохнул отчаянный стук. Дикий вопль утонул в гудящем пламени.
Еще минуту я не могла успокоить дыхание. Наконец, я поняла, что вокруг стало тихо. Я отступила от печи. Внутри трещал огонь. Я остервенело пнула заслонку ногой.
— Жанна д, Арк долбанная!
Выйдя в сени, я прошла мимо старого мутного зеркала, прислоненного к стене, и увидела там свое отражение. Грязная одежда забрызгана кровью, лицо исцарапано, волосы торчат во все стороны, глаза невменяемые. Баба-Яга!
Когда я, Сима, Артем Воробьев с мелкими девчонками гурьбой вывалились на крыльцо проклятого дома, весь мир показался другой планетой. Солнце разогнало туман в лесу, ветер стих, забрав с собой тревожное перешептывание деревьев. Тишь да гладь, божья благодать.
