А годы спустя, будучи уже взрослой девушкой, в одном случайном разговоре Настя узнала, что Джованни уволили тогда за «недопустимое поведение» — за показавшуюся подозрительной родителям и руководству лицея его дружбу с малолетней ученицей. Кто-то из ее врагов нанес ей последний удар: оклеветал старика.
А тот фотоаппарат, который Джованни подарил ей, Настя хранила до сих пор и иногда пользовалась им — когда ей становилось грустно. Ей казалось, что через эти снимки старик дарит ей улыбку и поддержку.
Полина вернулась через минуту и прямо с порога потребовала:
— Рассказывай!
— Что тебе рассказывать? — спросила Настя после паузы, в которую Полина терпеливо ждала.
— О том, что случилось в наше отсутствие. И не говори, что ничего не произошло: я тебя знаю и умею читать твои истинные настроения.
— Да так… Ерунда какая-то, — пробормотала Настя. Но под настойчивым взглядом подруги сдалась и вытащила из кармана джинсов телефон.
— Мне Франческо прислал сообщение.
— Погоди, появилась связь? — перебила ее Полина, машинально сунув руку в карман за своим телефоном.
— Нет. Или да. Не знаю. Я получила сообщение, но не смогла перезвонить: даже гудков нет.
— То есть хочешь сказать, что наши телефоны работают на прием?
— Похоже на то.
— Ладно, не это важно. Что тебе написал Франческо?
— Что он очень сожалеет, но не видит у наших отношений будущего. И как честный человек, который не желает мне морочить голову, прекращает наше общение. Вот так коротко и ясно. Вернее, ничего не ясно. Дозвониться до него я не могу.
— Не расстраивайся, — ответила первое, что пришло в голову, Полина. Что ни скажешь в этом случае — прозвучит банально. Поэтому она, ограничившись лишь этой фразой, просто протянула руки и обняла подругу, крепко прижимая ее к себе. Так они и стояли вдвоем долго-долго.
— Все хорошее когда-либо заканчивается, — удрученно пробормотала Настя Полине в плечо. — Не знаю, почему, но думала я сейчас не о Франческо, а о старике Джованни. Тогда я тоже чувствовала себя брошенной без объяснений. Как сейчас.
— Франческо, похоже, испугался сложностей. Поддерживать отношения на расстоянии не так просто, — задумчиво проговорила Полина.
Может быть, итальянец просто не готов сделать решительный шаг. За любовью нужно ухаживать, как за хрупким цветком: поливать его, холить. Но не все готовы быть прекрасными садовниками.
— Мне хотелось сказки. Мне казалось, что на той картине, что висит в моей квартире, нарисованы мы с Франческо. Ладно, проехали, — сказала Настя, отстраняясь от подруги. — Как-нибудь переживу. Расскажи, что вам удалось с Андреем выяснить.
Полина рассказала обо всем, что они видели и что случилось. Настя слушала ее, не перебивая, и только после того, как подруга закончила, воскликнула:
— Ей-богу, Полинка, будто в твой роман попали!
— Ну, если так, то мои герои не сидят сложа лапки и не горюют, — весело сказала Полина. — Они ищут, придумывают, анализируют. Давай сбросим снимки с твоей камеры в мой компьютер и как следует их рассмотрим.
— Запросто!
Полина включила ноутбук, и Настя подсоединила к нему через провод свою камеру. Когда все было готово, девушки сели рядышком за стол. Но как они ни всматривались в снимки, выискивая на заднем фоне фигуры или лица, так ничего и не углядели.
— Фотографии как фотографии, — разочарованно вздохнула Настя, настроившись на то, что снимки дадут им подсказки.
— А где та, которая нас напугала?
— Не знаю. Должна быть тут. Но почему-то нет, — Настя пролистала вновь все кадры на компьютере, затем просмотрела их на камере. — Похоже, будто я ее удалила. Но это не так.
— Чертовщина продолжается, — пробормотала Полина.
— Мне все это не нравится…
— Сделала открытие! Пошли уж к Андрею, мы договорились встретиться в столовой. Посмотрим, чем наши невидимки нас на этот раз порадовали.
Они спустились в столовую, в которой еще никого не было, и увидели там опять накрытые столы. Уже не удивляясь этому (пожалуй, сюрпризом стало бы отсутствие обеда), присели за один из столов, на котором стояла фаянсовая белая супница и две тарелки с макаронами и котлетами. Полина открыла крышку супницы и взялась за лежащий рядом маленький половник.
— Смотри, онисчитают, что мы остались в прежнем составе, — шепнула ей Настя. Два стола были накрыты, как и раньше: на одном находились приборы для двух человек, на другом — на одного.
— Или думают, что так и останемся, — сказала, помрачнев, Полина. — Хочу сказать, что считают, будто Геннадий вернется.
— Кто его знает… Может, он уже в поезде едет!
Когда они уже доедали суп, в столовую спустились Андрей с Никитой. Мужчина кивнул в знак приветствия и, игнорируя накрытый для него с сыном стол, присел к девушкам.
— Я суп не буду! — громко объявил Никита и в знак протеста сложил на груди руки. Андрей, видимо, был таким уставшим, что не стал спорить с сыном и уговаривать его. Просто подвинул ему тарелку с макаронами, разделил вилкой котлету на кусочки и пожелал приятного аппетита.
— Вкус детства, — сказал мужчина после того, как, доев первое, принялся за второе. — Когда я был пионером и ездил в лагеря, нас там так кормили. И уверяю вас, вкус этих котлет и макарон, которыми нас потчуют сегодня, практически не отличается от тех, что я ел в детстве. И суп тоже похож на тот.
Ответа он получить не успел, потому что дверь вдруг резко распахнулась, и на пороге предстал Геннадий. При виде его Полина тихонько пихнула Настю в бок локтем, словно желая сказать: «Ну, что я говорила!». Андрей отложил вилку, глядя на вновь прибывшего. Удивило и встревожило даже не столько появление молодого человека, сколько его внешний вид. Джинсы Геннадия оказались выпачканными в грязи и мокрыми, словно молодой человек долго полз на коленях по сырой земле. Прилипшая к груди влажная рубашка оказалась не чище, один рукав ее был разорван, словно мужчина зацепился им о сук. Волосы успели по дороге высохнуть и теперь топорщились неряшливым гнездом.
Мужчина обвел всех взглядом, в котором ярость смешалась с непониманием, и разразился потоком нецензурной брани.
— Геннадий, вы можете при ребенке не выражаться? — строго перебил его Андрей. Молодой мужчина осекся, но затем, обронив еще одно бранное слово, развернулся и ушел, захлопнув за собой дверь.
— Темпераментный малый, — с неодобрением качнул головой Андрей и подвинул стакан с компотом сыну. — Можно даже не гадать, что послужило причиной его гнева. Одно только его появление уже нам все объясняет.
