— Слушай, — мягко сказал Юра. Сохраняя внешнее спокойствие, он едва держал себя в руках. — Если тараканы в твоей голове почувствовали себя здесь как дома, я намереваюсь сейчас же завести нашу ласточку, погрузить тебя на заднее сиденье, пристегнуть двумя ремнями и отбыть отсюда восвояси. Если бы ты сейчас записала себя на диктофон и отправила на телеканал «ТНТ», то обязательно услышала бы потом эту реплику в одном из их тупых сериалов.
Алёна подняла глаза — в них читалось испуганное недоумение. Словно у затворника, которого разбудили, тряся за плечо. Хорь вовсе не хотел быть человеком, нарушившим душевный покой супруги. Он с недоумением разглядывал своё отражение в витрине, так же, как, наверное, грабитель разглядывает свои руки, не понимая, с чего вдруг полез будить хозяина дома.
Боже, как хочется приложиться к бутылке! Даже ссаное пиво подойдёт.
— Хорошо, прости, — она встала, оставив недопитый кофе. — Мы найдём дом Валентина. Потом решим что делать. Быть может, уедем прямо сегодня вечером.
«Но пожалуйста, не делай мои предчувствия напрасными», — звенело за ширмой её голоса.
Всё ещё потрясённый, Юрий пообещал себе что постарается.
Блог на livejournal.com. 18 апреля, 05:22. Почти не сплю, ем только сырую пищу. Возможно, скоро мой черёд.
…Не только тараканы. Растения тоже умирают. Все эти годы они как-то держались, несмотря на всю сомнительность моего за ними ухода. Когда зелёно-коричневые рты раскрывались и становились похожи на лица на средневековых гравюрах, я давал им воду. Когда тарелка под горшком переполнялась, выливал в раковину. Когда через щели в рамах совала свой любопытный нос зима и мои растения застывали в ужасе, я переставлял их на шкафы и свободные книжные полки, где наблюдался дефицит света, но хотя бы было тепло. Я никогда и ничего не подрезал, позволяя им расти как вздумается, рисовать стволами и орнаментом листьев витиеватые сообщения, которые я с переменным успехом расшифровывал.
Теперь же сообщение было однозначным. «Всё кончено». Голые тонкие стволы и стебли — клянусь! — похожи на костлявые руки, что торчат из-под земли в надежде, что кот-то ухватится за них и вытащит…
5
Через сорок минут ощущение, что клоуны окажутся едва ли не самыми приветливыми людьми, встреченными ими за время их недолгой прогулки, только окрепло. У каждого, к кому супруги обращались, чтоб спросить дорогу, находились неотложные дела. Лица превращались по цвету и фактуре в наждачную бумагу.
— Возможно, северный менталитет, — вслух думал Юра. — Говорят, в Норвегии предания о троллях имеют под собой вполне приземлённую основу. Это, мол, моряки дальнего плаванья, вынужденные жить под мостами, потому что жёны их не узнали.
В одном он был уверен: пусть перспектива наглотаться ледяного воздуха, стоит тебе открыть рот, и сделала некоторые народности молчунами, но шкала на градуснике злости, засунутого между ягодицами этого спокойного и миролюбивого с виду городка, явно заполнялась сверх всякой меры.
Он хотел узнать, что думает Алёна — вот уж кто умеет читать людские души как раскрытую книгу, — но она всё ещё дулась. От них старались держаться в стороне, отворачивали лица, и на многих Юрий успевал заметить что-то, напоминающее… жалость. Серьёзно? Их жалеют эти хмурые, уродливые дети чёрных подъездов и канализационных решёток, сквозь которые пробивалась рахитичная зелень? Адепты гудящих труб и дрессировщики голубей?
Юра качал головой, не веря самому себе, но раз за разом убеждался, что в этих рассуждениях есть зерно истины: за время их короткой прогулки он то и дело слышал звон стекла в окне, которое захлопывала чья-нибудь рука.
Они брели среди мрачных, почти античных построек. Небо быстро темнело, затягиваясь тёмными тучами, но ни у кого не было зонтика — словно жителей Кунгельва когда-то лишили привилегии носить с собой этот символ победы над природой. Казалось, этим хмурым людям точно известен момент, когда упадут первые капли дождя — если они упадут вообще. Спонтанно, повинуясь какому-то внутреннему порыву, супруги Хорь заходили во дворы и видели там пристройки из ветхой гниющей древесины. Иногда в глубине двора можно было заметить открытый гараж или сарай, в котором кто-то ковырялся — не покидало ощущение, что он сам себя переделывает и перестраивает, надеясь пережить грядущую зиму (такую, с наступлением которой «весь город превращается в подобие кокона из одеял»). И ни одной собаки, ни домашней, ни бродячей. Растрёпанные, грязные воробьи сидели на заборе. Дома нумеровались как попало, и обязательно где-то да находилась стена с табличкой, название улицы на коей противоречило тому, что говорил указатель несколькими десятками метров ранее. Но, как правило, название улицы совпадало с картой.
— Это улица Туве Янсон, — говорил Юрий, тыча в карту. Потом смотрел по сторонам и закусывал палец. — Или нет?
Слишком уж слабы были ассоциации с Муми Долом, страной, где живут муми-тролли.
— Это не та улица, которая нам нужна, — обоснованно утверждала Алёна.
Что-то большое прячется от взгляда, будто здесь столько потайных ходов и ниш, сколько семечек в старой высохшей тыкве. В кошачьих мисках, задвинутых под лестницы, в дождевой воде, подёрнутой ряской или белесой плёнкой, плавали мухи и остатки пищи.
Они остановились возле неработающего зеленоватого фонтана, три лошади в центре которого показались Юрию на редкость уродливыми, словно скульптор, что их изваял, никогда не видел лошадей, использовав расплывчатые свидетельства деревенских мужиков. Женщина, выуживающая из мусорного бака пустые бутылки — наткнувшись на золотую жилу, она не готова была бросить всё, чтобы спасаться бегством, — прижала к себе куль с посудой и пробурчала:
— Вы найдёте то, что суждено найти, в какую сторону ни пойдёте. Вы не найдёте то, чего не суждено, как бы ни хотели.
Она шмыгнула носом, увидев в руках Юрия путеводитель, который уже начал приобретать первые признаки потрёпанности.
— Это вам не поможет. Тех, кто их продаёт, нужно вешать вдоль западных дорог.
— Какая-то чокнутая, — сказал спустя несколько минут Юра.
— Ты видел, какой у неё берет на голове? — отозвалась Алёна. — Кроваво-красный! Такой выдают только городским сумасшедшим.
— Я бы сказал, что каждый второй здесь бежал из жёлтого дома… если бы это был не каждый первый.
На этот раз она промолчала. А через несколько шагов молодой учитель заметил, что Алёны больше нет рядом, и вновь, как в то кошмарное утро в Санкт-Петербурге, рухнул в бездны паники. Впрочем, пламя её быстро угасло: обернувшись, он увидел её смотрящей вверх и медленно поворачивающейся вокруг своей оси — движение это своей плавностью и необратимостью напоминало вращение планеты.
— Что такое? — спросил он. — Дождь?
Вместо ответа Алёна вытянула руку.
— Это здесь или там. Тот дом или этот. Ты что, не узнал двор?
Юра пожал плечами.
— Двор как двор…
Он осёкся, увидев выражение лица жены. Она никогда здесь не была, но узнала. По каким-то одной ей (да ещё, наверное, этому Валентину) ведомым признакам, по закорючкам текста, в которых притаилось сочетание, идеально совпадающее с рисунком балконов и выбоинам на асфальте — только здесь, и нигде больше. Как травмированный сустав, что в один момент со щелчком встаёт на место.
— Мы нашли его, — прошептала Алёна.
Блог на livejournal.com. 18 апреля, 23:49. Что, если я всё-таки съехал с катушек?
…Я только что кого-то видел! Я сидел в зале и в очередной раз перебирал оставшиеся от прошлых жильцов бумаги — есть нечто интересное, но об этом в следующий раз, — как вдруг заметил движение! ОНО проскользнуло по коридору из комнаты девочек и исчезло… наверное, сейчас на кухне или в уборной. Не хочу думать, что это галлюцинации. Не хочу идти проверять. Будто кто-то решил удрать от самого себя. Будто кто-то пытался наступить в свои же собственные следы, которые он оставил десятки лет назад. Жуткое зрелище. Раз — и нету! Осознание пришло секунды через четыре.
