чем дальше они проникают в лабиринт, тем хуже будет связь, пока не пропадет совсем.
Его сердце забилось у него в горле, когда он повел их глубже в туннель.
К тому, что их ждало.
Теперь там были глаза.
Господи, что дальше?
Елена все еще сидела в кресле-качалке у окна, и ей казалось, что она уже не поднимется из него. Это был ее последний отдых. Ей стало плохо, когда она села в кресло, желая оказаться в своем старом любимом кресле-качалке у окна, почувствовать, как теплое и золотистое солнце струится по ее старой коже. Она не думала о том, что больше не встанет на ноги, что опустила свои хрупкие старые кости в любимое кресло в последний раз.
Она просидела в нем столько лет, с тех пор как Джордж сделал его для нее сразу после Второй мировой войны. Она раскачивала в нем младенцев, кормила в нем детей по ночам и смотрела в окно – как сейчас – ожидая возвращения Джорджа с полей каждый вечер. Да, да, да, много лет, все они пронеслись в ее голове, как страницы книги, дав ей возможность заглянуть в их слова, их воспоминания, но не более того, и она смирилась с мыслью, что это было к лучшему, только к лучшему.
Она просидела там достаточно долго, и ее усталое пожилое тело не могло сдвинуться ни на дюйм. Всякий раз, когда она пыталась встать, ее тело начинало ныть и мускулы не выдерживали, эта боль все глубже проникала в ее грудь, затрудняя дыхание.
О, годы, подумала она, все прекрасные годы, и плохие, и пустые.
Ее мысли перескакивали с одного на другое, и она знала, что надо было позвонить Бетти, пока у нее был шанс. Ей было бы легче, если бы она поговорила с дочерью в последний раз, услышала ее голос. Но этому не суждено было случиться. Просто не суждено.
Она попыталась сфокусировать взгляд.
Ей нужно было напрячь зрение, потому что она хотела увидеть то, что должно было произойти в самом конце. Она хотела увидеть, кто ее заберет, потому что знала, что это будет некто, кого она не видела много-много лет и кого она никогда не знала.
Елена родилась в 1916 году, и она улыбнулась, подумав о пропасти времени между тем годом и нынешним и обо всем, что она повидала. Страницы ее книги перелистывались в ее голове одна за другой. Вот. Это был 1947 год, Джордж с соседями-фермерами возводили большой сарай рядом с заводью. На то, чтобы закончить строительство и покрасить сарай, потребовалось много дней и недель. Джордж очень гордился своим сараем. В 1963 году в него ударила молния, и сарай сгорел дотла вместе с большей частью их домашнего скота. Это был тяжелый год. Чуть-чуть назад. Была зима 1939 года, когда тетя Кина утонула в знаменитом озере Хардшип. Они устроили ей похороны и стояли вокруг пустого дощатого гроба. Ее тело не обнаружат до весны. Еще чуть-чуть назад. 1924 год. Елене было восемь лет, и тем летом в город приехал человек с куклой. Он был бродягой. Он начал заманивать девочек в лес, утверждая, что у него есть кукла, которая умеет улыбаться. Елена и Бисси Кинг шли по дороге возле Файв-Майл-Крик с банками собранной черники, и к ним подошел мужчина. Его одежда была изорвана, а зубы были желтыми, как крысиные. Он поклонился им и сказал: Дамы, вы не поверите, какой прелестной штучкой мне повезло обладать. Он рассказал им о кукле, которая не только улыбалась, но и смеялась. Елена не поверила ему, но Бисси купилась на это. Елена побежала, и Бисси окликнула ее: "Куда ты, Лена?" Елена не знала, но ей нужно было как можно скорее выбраться оттуда, потому что ее что-то напугало в том бродяге. Бродяга что-то сделал с Бисси в лесу, и после этого она уже не была прежней. В старшей школе она стала угрюмой и тихой, а потом злой. Она умерла незадолго до своего 21-го дня рождения в Чикаго с иглой, свисающей из ее руки. Еще пара страниц. Это был апрель 1968 года, и в дверь постучали. Джордж был в поле. Елена открыла дверь, и там стоял морской пехотинец. Фрэнни погиб в бою. Пролистнем дальше. 1922 год. Елене было пять лет, и ее мать должна была родить младшего брата или сестру. Сама Елена была возбуждена, она пела и прыгала. Она была единственной, кто радовался этому. Остальные дети были обеспокоены, хотя не могли сказать почему. Взрослые были мрачны, как кладбищенские надгробия. На роды собрались женщины с окрестных ферм. А ближе к вечеру приехала акушерка, миссис Стерн. Елене она никогда не нравилась. Она была одета в мрачно-серую одежду, ее волосы были собраны в строгий пучок, ее губы были морщинистыми, а глаза были похожи на осколки самого черного угля. Она не думала, что это ее воображение, что всем – даже мужчинам – было неуютно рядом с ней. Ближе к ужину ее мать начала кричать как резаная, и это продолжалось в течение часа, пока не родился ребенок. Подняться наверх и посмотреть на него не разрешили никому. Только паре женщин и самой акушерке. Елена слышала его крик несколько раз и спрашивала других детей, всегда ли младенцы кричат как мяукающие кошки. Листаем дальше. 1996 год, когда похоронили Джорджа. И хотя Елене было грустно, она не плакала, как остальные на похоронах. По какой-то причине она думала, что сама идея оплакивать мужа после того, как он прожил долгую жизнь, полную добрых дел и продуктивных лет, была близка к богохульству. Поэтому она не плакала. Она знала, что он будет гордиться ею, и гордость, которую они испытывали друг к другу на протяжении многих лет, голодных и урожайных, много для них значила. Пара страниц назад. Снова 1922 год. К восьми вечера ребенок действительно замяукал, и Елена обнаружила, что отец плачет, и спросила его, в чем дело, но он не ответил ей. И когда она спросила, можно ли посмотреть на новорожденного, он просто покачал головой. Есть причины, по которым ты его не увидишь. Очень веские причины. На закате миссис Стерн наконец ушла, неся небольшой сверток у груди. Позже им сказали, что она отнесла его на поле Эзрена. Елене и другим детям сказали, что новорожденный умер при родах, и разве это не была причина для грусти? Это был мальчик, которого назвали Эдвин. Они устроили небольшие торжественные похороны на кладбище округа, и все плакали, когда крошечный пустой ящик опустили в землю.
- Ах, - сказала Елена, приходя в
