маленьком человеке гораздо меньше вреда, чем в больной обезьяне, вздохнул и сказал:
— Откуда вы это знаете? На нем нет желтого круга39.
— Мне на него указали!
— Это не доказательство.
— Тогда спросите его, — сказал один.
— Да, спросите, как его зовут, — сказал другой.
— Как тебя зовут? — спросил сержант вполне доброжелательно.
Возможно-еврей ничего не сказал.
— Назови мне свое имя, — сказал сержант, начиная терять свою доброжелательность.
Мужчина просто ответил:
— Я христианин.
Итак резчик по дереву и его жена нашли Томаса, священника и девочку. Все они стояли, завороженные сценой, разворачивавшейся на улице Мон-Фетар, как и многие другие, забывшие об опасности чумы и стоявшие рядом, чтобы лучше видеть.
— У христиан есть имена, — сказал сержант. — А у тебя какое?
— Посмотрим на его член, — сказал кто-то.
Двое парней вышли из толпы и схватили мужчину за руки. Продавец индульгенций спустил с него брюки и нижнее белье и указал на член, лишенный крайней плоти.
— Прекратите! — крикнула Дельфина, но никто не обратил на нее внимания.
— Какие еще доказательства нам нужны? — спросил продавец индульгенций.
— Я новообращенный, — взмолился мужчина и начал произносить Отче наш, но его снова повалили на землю. Теперь в него было нацелено несколько ударов ногой, но вмешались сержант и его подчиненный.
— Все будет сделано правильно, если это вообще возможно сделать. Мы привяжем его к позорному столбу, и я пошлю к аббату узнать, что он хочет с ним сделать.
С этими словами служитель закона помог еврею подняться, подтянул его штаны и увел прочь, приказав своему человеку охранять повозку. Толпа последовала за евреем туда, где на небольшой площади стояли два позорных столба. Торговец специями, подменивший драгоценные мешки с горошинами перца шариками сажи и глины, стоял, согнувшись пополам: руки и голова засунуты в колодки, на шее кирпич. Еврея поставили к другому и заперли колодки на засов.
И там он остался.
Дельфина казалась рассеянной на протяжении всего ужина. Она жевала маленькие кусочки жареной свинины, приготовленной Аннет, и все время поглядывала на дверь.
— Что с тобой, дитя? — спросила жена резчика по дереву.
— Что они сделают с евреем?
— Если ему повезет, вышвырнут его из города. Если не повезет, повесят, — сказал Жеан.
Томас ел как голодный волк. Священник раздал вино остальным, терпеливо держа бутылку, пока последние три капли не упали в деревянную чашку Жеана.
— Конечно, — продолжал Жеан, — если они не оставят его без присмотра на всю ночь. Да поможет ему Бог, если они это сделают. — Он перекрестился, взял кусок тренчера40, с которого ел, наколол на него жилистый кусочек свинины и отправил в рот.
Дельфина посмотрела на дверь.
— Даже не думай об этом, — сказал Томас, когда она вскочила со своего места быстрее, чем казалось возможным. Ее маленькая белая ручка еще лежала на засове и отодвигала его, когда Томас отодвинул скамью, которую они делили со священником, чтобы встать, опрокинув при этом отца Матье, который упал навзничь на утоптанный земляной пол, но, падая, удержал ровно свою чашку с вином и сумел сохранить бо́льшую его часть.
Девочка побежала босиком, ее обувь и чулки остались в комнате Аннет, а Томас последовал за ней, крикнув остальным: «Оставайтесь здесь!» Его доспехи были сняты и сложены в углу мастерской, так что в своем гамбезоне он был почти достаточно легким, чтобы догнать ее на бегу. Почти. Его пальцы запутались в ее развевающихся волосах, которые он готов был схватить в охапку, чтобы ее остановить, но затем он начал терять скорость, и расстояние между ними увеличилось. Он зарычал и разразился потоком ругательств у нее за спиной, заставив ее крикнуть ему в ответ:
— Ты не должен так ругаться.
Пока они в сумерках бежали на рынок, улицы были еще более тихими и пустынными, чем раньше; теперь по ним не бегали крысы, и даже собачий лай не заглушал тяжелого дыхания Томаса. Наконец он перешел с бега на быструю ходьбу; девочка, которая время от времени оглядывалась на него, тоже перешла на шаг. Даже запыхавшись и разозлившись, он подумал, что должен порадоваться своим ботинкам, которые избавили его от ощущения парижской грязи между пальцами ног — в отличие он нее, несомненно.
— Во имя ада, куда ты собралась?
— Помочь еврею, — сказала она и снова оглянулась, чтобы убедиться, что он не начал бежать.
Темнело, и улицы между близко стоящими зданиями погрузились в еще более непроглядную тьму.
— Будь настороже. Ночью здесь происходит что-то нехорошее.
— Возвращайся, если боишься.
— Боишься?
— Ты меня слышал.
— Мне, черт возьми, лучше развернуться и дать тебе идти.
— Может быть, тебе стоит это сделать.
Он этого не сделал.
Они шли всю дорогу до улицы Мон-Фетар, маленькая девочка впереди, а крупный мужчина позади, даже когда последние ставни домов закрылись у них на глазах.
Томас никогда не замечал, чтобы запах можжевельника перебивал более низменные запахи сточных канав.
— Я тебя знаю, — сказал еврей, глядя на маленькую девочку, стоявшую перед ним. Позорные столбы стояли на совершенно пустой площади, недалеко от повозки с реликвиями, которая была полностью разграблены. Стражник оставался на площади почти до темноты, пока осмеливался. Однако, поскольку он не получил ответа от настоятеля и приказов от сержанта, он отправился к себе домой, и никто не хотел обременять себя тяжестью тележки, которая порожняком была тяжелее, чем должна была быть полной.
— Откуда ты меня знаешь? — спросила она. — С сегодняшнего дня?
— Нет.
— Тогда откуда?
— Просто знаю.
Продавец специй не обращал на нее внимания, по-лошадиному мотая головой от боли, причиняемой висящим кирпичом, пока не почувствовал, что тяжесть исчезла. Девочка бросила кирпич в грязь за платформой. Он открыл свои полные слез глаза, посмотрел на нее и сказал:
— Ты не должна была это делать.
— Мне все равно.
Еврей подозвал ее к себе и сказал:
— Девочка. Посмотри на меня. В глаза.
Она посмотрела.
— Уже пора? — спросил он.
Она не была уверена, почему сказала это, но ответила: «Пока нет», и еврей кивнул, закрыв глаза. В этот момент он выглядел очень старым и очень усталым.
Появился Томас.
Он был настолько озадачен тем, как спокойно она стояла там, разговаривая с мужчинами в колодках, что не стал перекидывать ее через плечо или тащить за руку, взвесив достоинства обоих действий, и просто подошел к ней. Уже почти совсем стемнело.
— Ну, маленькая ведьма, что теперь?
— Ты сломаешь их замки?
— Нет.
— Почему?
— У меня нет молотка.
Она выглядела грустной.
В нескольких улицах от них послышался стук.
— Отведи ее домой, — сказал еврей. — Сейчас же.
— Сломай мой замок. Пожалуйста, — захныкал продавец специй.
Томас потянулся к
