ней, но она отодвинулась от него, и он только схватил ее за ворот рубашки, которая порвалась, и за ленту на шее, которая тоже порвалась. Ключ, который висел на ленте, со звоном упал на деревянную платформу. Она наклонилась, чтобы схватить его, но Томас схватил ее за бедра.
Он поднял ее, когда она, зажав ключ в своем маленьком кулачке, выгнулась всем телом навстречу запертому засову, который держал еврея.
— Нет! — закричала она. — Дай я попробую!
— Отведи ее домой!
Что-то стукнуло, теперь уже ближе.
— Пожалуйста... — сказал продавец специй.
— Пожалуйста, — сказала девочка более мягко.
— Черт возьми, — сказал Томас, опуская ее на землю и забирая у нее ключ. Он собирался бросить его в грязь.
— Пожалуйста, сэр. Сэр Томас, — прошептала она.
Он сплюнул, затем вставил ключ в замочную скважину:
— Видишь? Этот ключ, блядь, не подходит!
Но он подошел.
Он повернул его.
Замок открылся, и еврей встал.
Какой-то мужчина, находившийся не более чем в двух кварталах от них, закричал:
— Отпустите! Отпустите меня!
— ПОЖАЛУЙСТА! — взвизгнул продавец специй.
Девочка взяла ключ у Томаса, который не пытался ей помешать, и открыла другой позорный столб. Нечестный торговец резко выпрямился, побежал, споткнулся о кирпич, который раньше висел у него на шее, и подвернул лодыжку. Он захромал в направлении, противоположном крику мужчины, но отдаленный стук доносился и оттуда. Ночь, казалось, поглотила его полностью.
— Ты что-то хочешь? — спросил еврей.
— Да, — ответила она. — Но они уже получили это... твою тележку.
— Они получили ту, которую я тебе показывал. Не эту.
Он снял с шеи пеньковую веревочку, на конце которой болталась деревянная трубка, торчавшая из-под рубашки. Она была размером с футляр для флейты. Он отдал ей трубку. Она его поцеловала.
Томас подхватил ее на руки и побежал, пока она накидывала веревку себе на шею.
— Когда? — крикнул еврей ей вслед.
Но она не ответила.
ДВЕНАДЦАТЬ
О Тех, Кто Стучит в Ночи
Когда они подошли к двери дома резчика по дереву, у Томаса хватило здравого смысла не стучать; он позвал: «Священник!» и потом девочка сказала: «Аннет! Это я». Засов отодвинулся, дверь открылась и резчик по дереву жестом пригласил их войти. Супружеская пара и священник были бледны от страха.
Жеан прошептал Томасу на ухо:
— Они здесь. В квартале.
— Я знаю, — сказал Томас.
— Они близко.
Муж и жена уставились на закрытые ставнями окна и запертые на засов двери, прислушиваясь к стуку, который, несомненно, приближался. Томас поднял свою кольчугу и начал ее натягивать. Он также надел кольчужные перчатки. Аннет произнесла Аве Мария, к которой присоединились ее муж и священник, хотя священник наблюдал за девочкой.
Дельфина склонилась над фитилем, утопленном в жире, который теперь превратилось в могильник мотыльков; мотыльки садились на ее волосы и порхали вокруг нее, когда она открывала трубку, которую дал ей еврей. Петли были крошечными и изящными, но ее маленькие ручки были созданы для того, чтобы открывать такие вещи. Внутренняя часть трубки была обтянута коричневой кожей, на фоне которой едва виднелся ржавый железный стержень грязно-серого цвета. Она взяла его в руку. Это было не то, что она ожидала увидеть; не острие в виде листа или треугольника, как у копья для кабана; скорее, это был тонкий стержень, плавно сужающийся к концу; больше похоже на кочергу, чем на настоящее копье. Она потрогала большим пальцем острие и обнаружила, что оно все еще достаточно острое, чтобы у нее перехватило дыхание. Действительно ли этот кусок металла был воткнут под ребро Ему? Казалось невероятным, что что-то или кто-то еще в этом мире действительно прикоснулся к Нему. Но это было так. Это было оно. Она поцеловала наконечник копья и положила его обратно в футляр. Ей пришло на ум слово пилум, и она задумалась, вычитала ли она его в книгах своего отца, или оно просто пришло ей на ум, как и многие другие слова в последнее время.
— Что это? — спросил отец Матье.
— Ты знаешь, что это такое.
Никто из них не спал.
Они стояли вокруг стола или сидели, прислонившись к стене.
Ближе к рассвету что-то тяжелое ударилось о фасад здания. Дельфина затаила дыхание, а потом чуть не описалась, когда мул заревел рядом с ней.
И тут что-то заскреблось в закрытое ставнями окно.
— Пожалуйста, Боже, пожалуйста, ангелы, не оставляйте меня одну, — взмолилась она.
Священник встал перед ней и положил руку ей на грудь. Она схватила его за мизинец и почувствовала, что он дрожит. Томас и Жеан подошли к двери, рыцарь держал меч за спиной, готовый нанести удар, резчик по дереву держал молоток. «Отойди», — прошептал Жеан жене, но она осталась на своем месте, прямо за его спиной.
То, что было снаружи, постучало в окно. Дельфина схватила священника за палец с такой силой, что причинила бы ему боль, если бы он не был так взволнован, что не почувствовал этого. Оно постучало снова, более настойчиво. Все, кроме Томаса и девочки, перекрестились.
— Приди, святой Михаил, приди, святой Себастьян, не оставляй нас одних, — шептала Дельфина, но чувствовала себя покинутой; сейчас их убьет какая-то злая тварь, и Бог не хотел или не мог вмешаться.
Существо снаружи сделало два тяжелых шага и забарабанило в дверь. Сильно. Дельфина взвизгнула. Жеан прикрыл рот жены свободной рукой, чтобы она не захныкала, но потом захныкал сам. Дельфина слышала, как Томас дышит, словно кузнечные меха, готовясь к бою; она знала, что, несмотря на все свои недостатки, он скорее умрет, чем позволит причинить ей вред. Она почувствовала себя в бо́льшей безопасности.
Затем снова грохнуло с такой силой, что со стены посыпалась штукатурка, и здание затряслось, заставив покачнуться нескольких длинноголовых деревянных святых и девственниц в мастерской. Мул бешено заревел и заметался из стороны в сторону, не в силах убежать и не находя кого лягнуть. Он опрокинул ведро с водой, и Дельфина почувствовала, как вода течет у нее между пальцами ног.
Стук продолжался, все быстрее и быстрее, сводя с ума. Томас потянулся к двери, собираясь покончить с этим, но Жеан опустил его руку и покачал головой, широко раскрыв глаза от страха и предупреждения.
Потом все стихло.
Некоторое время все было тихо, но Дельфина знала, что это еще не конец. Взрослые в комнате застыли, как заводные фигурки, и скоро они снова начнут двигаться, как будто в комнату ворвался ад. Ожидание было очень тяжелым. Священник погладил ее по волосам, как успокаивал бы собаку. Она услышала его учащенное дыхание и поцеловала его руку. Его дыхание замедлилось.
И тут они услышали это.
Детский плач.
На улице, прямо за дверью.
— О Боже милостивый,
