Умирающий раб смотрел на Синди, его взгляд был прикован к ожерелью. На его лихорадочном лице снова появилось ясное выражение.
- Пизда. Раскрепощенная шлюха.
Синди ударила его в горло, и он упал, сгибаясь быстрее, чем спотыкающийся человек со стеклянной челюстью, принимающий на себя удар чемпиона мира в тяжелом весе. Он лежал на земле без сознания, его рука свисала с поручня.
Чед уставился на нее, разинув рот.
- Боже мой...
Синди сняла цепь, приковывавшую его к перилам.
- Пришлось это сделать, - eе голос был тихим, едва слышным. - Если я начну терпеть неуважение со стороны рабов, у нас обоих будут неприятности.
Она повела его по изрытой колеями дороге. Он наступил в лужу машинного масла, поморщился и стряхнул масло с сандалии, затем присоединился к Синди на дорожке из отполированных камней, похожей на тротуар, на противоположной стороне дороги.
Он догнал ее и спросил:
- Тот парень, больной раб, он что-то говорил о парне по имени Лазарь.
Синди резко остановилась. Она положила руку ему на грудь и остановила его следующий вопрос, приложив указательный палец к губам.
- Сейчас я отведу тебя к Лазарю.
Чед нахмурился.
- Но кто он такой?
Ответ Синди только усугубил загадку.
- Я не знаю, кто он на самом деле, Чед. Я знаю только, что его настоящее имя другое, - oна улыбнулась. - Некоторые люди, более доверчивые обитатели Изнанки, думают, что он Бог.
Боже, - подумал Чeд. - Какая ирония судьбы.
Он был в Aду.
И Бог был здесь, с ним.
Что бы это могло значить?
И что это было за странное, тревожащее чувство на задворках его сознания?
Он подумал о мозаике из тысячи кусочков, которые медленно-медленно складываются вместе, раскрывая давно скрытые секреты, указывая путь...
Нахуй, - подумал Чед.
И последовал за Синди за угол.
* * *
Эдди не мог поверить своим ушам.
- Ты, должно быть, шутишь. Мы не можем убить эту тварь.
Улыбка Жизель намекала на нераскрытые секреты.
- Mы можем.
Она снова сидела за письменным столом, все еще обнаженная, восхитительно обнаженная, и он снова хотел ее. О, как же ему хотелось снова оказаться внутри нее. Эдди заставил себя отвести взгляд от ее тела. Она слишком легко отвлекала его, а он не хотел отвлекаться сейчас. То, что она предлагала, было безумием. Он не мог сделать то, чего она хотела. Он просто не мог. Неужели она не понимала, что это равносильно самоубийству?
А Эдди хотел жить.
Он зашел так далеко, боролся так сильно, чтобы добровольно расстаться с жизнью? Так скажи ей об этом, - подумал он. - Будь откровенен. Выкладывай карты на стол. Он мерил шагами комнату, сосредоточенно попыхивая одной из самокруток Жизель.
- Я не хочу умирать! - сказал он ей. Он знал, как это звучит, но ему было все равно. - Называй меня трусом, давай. Ты не обидишь меня. Черт возьми, Жизель, ты не выживешь в Изнанке, если не разовьешь в себе хоть каплю инстинкта самосохранения.
Он затушил сигарету в пепельнице, стоявшей на столе. Он заставил себя смотреть ей в лицо, а не на округлости грудей или бедра, от которых учащалось дыхание. Нет, лучше укрыться в относительной безопасности ее лица. Ее милого, утонченного личика.
- Я всего лишь простой человек, Жизель, - eго голос был тихим, торжественным, лишенным прежнего волнения. - Если ты отправишь меня сражаться с этой тварью, ты подпишешь мне смертный приговор.
Жизель закончила сворачивать новую сигарету. Она облизала кончик бумажки, скрутила его и чиркнула спичкой. Она раскурила сигарету, выдохнула и сказала:
- Это правда, Эдди, ты можешь умереть. Это сопряжено с риском. Большим риском, - eще один медленный выдох сладковато-ароматного дыма. - Этого я не могу отрицать. Но могу заверить тебя в одном - если ты попытаешься сбежать отсюда, ты непременно умрешь.
Эдди застонал.
- Господи, Жизель.
Ее взгляд заострился.
- Это правда, Эдди. Помнишь, что я говорила тебе о разуме Хозяина? Это место, где мы живем, это царство теней, - нечто большее, чем искажение реальности. Это тюрьма, Эдди. Как только ты попадешь во владения Хозяина, ты не сможешь покинуть их. Выхода нет. Досрочного освобождения не будет, - oна слегка улыбнулась. - Выхода нет.
Она открыла рот. В воздух вырвалось еще больше дыма, и к потолку поплыли идеальные буквы "О". Запах был странный. Слаще, приятнее, чем у табака. Но это была не марихуана. Если подумать, он не был уверен, что ему действительно хочется знать, что они курят. Это было что-то странное, не так ли? Что-то вроде измельченных костей или волшебных трав.
Смотри, - сказал он себе. - Она хороша в постели. Избавься от этого. Такой обыденный термин, как "хороша в постели", не отдавал должного этой даме. Она была на много световых лет выше всего, что он когда-либо испытывал, а он был довольно опытным парнем. Он не был королевским жеребцом, но у него было немало приятных сексуальных переживаний, многие из которых, безусловно, относились к категории "великолепных любовниц". И ни одна из этих женщин, ни одна из них не годилась для того, чтобы носить подвязки Жизель. Она была воплощением экстаза. Трансцендентности. Блаженства. Она могла дать тебе все это. Ее тело могло унести тебя за пределы ощущений, за пределы оргазма, в глубь тела, к центру удовольствия, расположенному глубоко в мозговой оболочке. И она могла манипулировать ими с точностью, за которую нейрохирург убил бы.
Да, она могла это делать.
Он знал.
Она сделала это с ним.
Теперь он был порабощен ею. Больше не было необходимости в веревках и дисциплине. Он никогда не сможет оставить ее, никогда не подумает об этом, не теперь, когда он знает, что она может с ним сделать. Он принял это как факт и решил не тратить силы на борьбу с этим.
Он принадлежал ей.
Конец истории.
Но это знание не отменяло некоторых очень мрачных фактов.
Жизель была убийцей. Жестокой убийцей.
И она была садисткой.
Плохие вещи. Он не одобрял ничего из того гребаного дерьма, что она натворила, пусть в этом не будет ошибки. Тем не менее, он отдал ей свою бессмертную душу. Свою бессмертную гребаную душу, дамы и господа, и знаете что?
Он бы сделал это снова.
Не моргнув и глазом, черт возьми.
Вот почему этот акт сопротивления был такой важной душевной борьбой. Была только одна вещь, столь внушающая благоговейный трепет, что она могла соперничать с властью, которую имела над ним Жизель, и это был Хозяин, существо, на которое он поставил бы все свои деньги в смертельном поединке против Cатаны и всего его адского отродья.
- Выхода нет? - Эдди развел руками. - Значит, мы в полной заднице, да?
- Нет.
- Нет? - повторил он.
Что ж, по крайней мере, она сказала это убежденно.
- Позволь мне кое-что сказать тебе, любимый, - oна похлопала по сиденью рядом с собой. - Присаживайся.
Эдди открыл рот, но не смог произнести ни слова. Находиться рядом с ней было опасно. Близость лишила бы его способности спорить. Но у него не было выбора. Это был приказ, а не просьба. Он сел, сглотнул, наблюдая, как она раздвигает ноги, и вздрогнул, когда она положила лодыжку ему на колено. Его сильные руки немедленно опустились на ее ступню, а большие пальцы начали нежно массировать мягкую подушечку ее подошвы.
Эдди вздохнул.
Все, - подумал он, - все кончено, я облажался.
Она издала звук удовольствия.
- М-м-м, это приятно. Когда я закончу говорить тебе то, что должна, мы снова займемся любовью. Разве это не здорово?
Эдди сглотнул.
Это была еще одна констатация факта. Нет необходимости комментировать.
Она выпустила последнюю струю дыма, затушила сигарету и посмотрела на него с выражением безмятежной уверенности.
- Я могу кое-что показать тебе, Эдди. Ты можешь своими глазами увидеть кое-что из того, что я знаю, и кое-что из того, что я умею делать. Силу ритуала. Силу магии.
