К 1920 году Джо Ньюалл разбогател. Все три его фабрики в Гейтс-Фоллзе приносили немалый доход. На волне только что закончившейся мировой войны и огромном портфеле заказов от недавно возникшего (или возникающего) среднего класса Джо начал пристраивать новое крыло к своему дому. Большинство жителей деревни считали это лишним – в конце концов, в доме жили только двое. Все высказывали точку зрения, что новое крыло делает и без того безобразный дом еще ужасней. Это новое крыло возвышалось на один этаж над основным домом и слепо глядело на холм, покрытый в то время невысокими соснами.
Новость о том, что двое жителей этого дома скоро ждут прибавления третьего, просочились из Гейтс-Фоллза, и ее источником была скорее всего Дорис Джинджеркрофт, работавшая тогда медицинской сестрой у доктора Робертсона. Таким образом, новое крыло строилось как бы в честь этого знаменательного события и его главной виновницы. Это случилось после шести лет брачного блаженства, из которых четыре Кора прожила на Повороте, когда ее видели только издалека идущей по двору или иногда в поле за строениями собирающей цветы – крокусы, дикие розы, венерины башмачки. И вот после столького времени Джо сумел наконец-то расшуровать Кору Леонард Ньюалл.
Кора никогда не делала покупок в лавке Брауни. Все необходимое она закупала у Китти Корнер в Гейтс-центре – каждый вторник после обеда.
В январе 1921 года у Коры родилось чудовище без рук и, по слухам, с крошечными пальцами, высовывающимися из одной глазницы. Оно умерло меньше чем через шесть часов после того, как высунуло на свет дня свое красное личико. Семнадцать месяцев спустя, поздней весной 1922 года (в Западном Мэне не бывает ранней весны – только поздняя весна, а до нее – зима), Джо Ньюалл пристроил к новому крылу купол. Покупки он продолжал делать за пределами города, по-прежнему не желая иметь ничего общего с лавкой Брауни. Он также ни разу не зашел в методистскую церковь. Изуродованный ребенок, который выскользнул из матки его жены, был похоронен на семейном участке Ньюаллов в Гейтс-Фоллзе, а не в городе, где жила семья. Надпись на крошечном надгробии гласила:
Сара Тэмсон Табита Фрэнсин
Ньюалл 14 января 1921 года
Упокой Господь ее душу
В лавке посетители говорили о Джо Ньюалле и его жене, о доме Джо, а сын Брауни, Харли, все еще слишком молодой, чтобы бриться, но достаточно взрослый для того, чтобы вываливать груды овощей вдоль обочины дороги и при надобности подтаскивать мешки картошки к придорожному ларьку, стоял и слушал. (Он уже вошел в пору зрелости, скрытой внутри, несмотря на все это, бездействующей, выжидающей, может быть, мечтающей.) Говорили главным образом о доме; он выглядел безобразно и своим видом оскорблял чувства жителей города.
– Но к нему постепенно привыкаешь, – иногда замечал Клейтон Клаттербак (отец Джона). Ответа на это обычно не следовало. Это было заявление, лишенное всякого смысла, и в то же время оно отражало очевидный факт. Если вы стоите во дворе лавки Брауни, выбирая, допустим, в ягодный сезон себе из ящика плоды покрупнее, рано или поздно замечаете, что ваш взгляд невольно поворачивается к дому на холме подобно тому, как флюгер поворачивается на северо-восток под напором мартовской вьюги. Раньше или позже вам приходится посмотреть на него, со временем большинство людей делает это мельком. Наверное потому, что, как сказал Клеит Клаттербак, к дому Ньюалла начинаешь привыкать.
В 1924 году Кора упала с лестницы, что вела в купол нового крыла, и сломала шею и позвоночник. По городу пошел слух (он возник скорее всего на женском благотворительном собрании), что при этом она была совершенно обнаженной. Ее похоронили рядом с недолго прожившей дочерью-уродом.
Джо Ньюалл – по мнению большинства, в нем, несомненно, текла еврейская кровь – продолжал богатеть. Он построил два сарая и хлев на холме и соединил их новым крылом с главным домом. Строительство хлева завершись в 1927 году, и его назначение сразу стало ясным – он решил, по-видимому, стать фермером. Он купил шестнадцать коров у фермера в Меканик-Фоллзе и приобрел o того же парня новенькую доильную машину. Те, кто сумел заглянуть в кузов грузовика, доставившего ее Ньюаллу, и потом осмотрел, когда шофер, прежде чем подняться на вершину холма, остановился у Брауни выпить бутылку холодного эля, утверждали, что доилка походит на металлического осьминога.
Разместив коров в стойлах и установив доильную машину, Джо нанял полоумного дурачка из Моттона, чтобы тот ухаживал за его новым капиталовложением. Почему этот прижимистый и деловой хозяин фабрик пошел на такой шаг, озадачило всех. Разве что Ньюалл начал терять деловую хватку. Тем не менее он поступил именно так, и все коровы погибли. Санитарный врач графства приехал, чтобы взглянуть на коров, и Джо предъявил ему заверенное свидетельство ветеринара (причем ветеринара из Гейтс-Фоллза – говоря это, жители многозначительно поднимали брови), в котором говорилось, что коровы сдохли от бычьего менингита.
– По-английски это означает.невезение, – сказал Джо.
– Вы что, шутите?
– Думайте как хотите, – сказал Джо. – Я не возражаю.
– Заставьте этого дурачка заткнуться, пожалуйста, – попросил санитарный врач. Он смотрел на полоумного парня, который стоял на подъездной дороге, опершись плечом на деревенский почтовый ящик, и дико выл. Слезы стекали по его пухлым грязным щекам. Порой он с размаху сильно ударял себя по лицу, словно все это – его вина.
– С ним все в порядке.
– Никакого здесь не вижу порядка, – заметил санитарный врач, – и меньше всего с этими шестнадцатью коровами, что лежат на спинах вверх копытами, будто изгородь. Я вижу это отсюда.
– Хорошо, что видите, – сказал Джо Ньюалл, – ближе вам подойти не удастся.
Санитарный врач бросил сертификат из Гейтс-Фоллза на землю и растоптал его ногами. Он посмотрел на Джо Ньюалла, и лицо его так покраснело, что извилины вен по сторонам носа стали пурпурными.
– Я должен осмотреть этих коров. Пусть вытащат сюда одну из них, если вы не пускаете меня на свою ферму.
– Нет.
– Вы что, считаете себя хозяином всего мира, Ньюалл? Я привезу постановление суда!
– Попробуйте.
Санитарный врач уехал. Джо смотрел ему вслед. У конца дороги, ведущей к амбару, стоял полоумный идиот в измазанном навозом комбинезоне, заказанном по каталогу фирмы «Сиэрс и Робак», все так же опершись на почтовый ящик, и не переставая выл. Он простоял весь жаркий августовский день, подняв свое идиотское лицо монголоида к желтому небу и воя во весь голос.
– Выл, как теленок на луну, – заметил молодой Гэри Полсон.
Санитарного врача графства звали Клем Апшоу, он был родом из Сиройс-Хилла. Немного поостыв, он, наверное, отказался бы от ссоры, но Брауни Макиссик, выдвинувший его на эту должность (и разрешивший ему пить в долг немало пива), отговорил его. Отец Харли Макиссика обычно не любил загребать жар чужими руками – да ему это и не требовалось, – но ему хотелось продемонстрировать Джо Ньюаллу, какие обязанности накладывает на владельца частная собственность. Он хотел, чтобы Джо понял, что частная собственность – это великая вещь, да, великое американское завоевание, но частная собственность все-таки является составляющей города, его частью. Население Касл-Рока считает, что мнением общественности не вправе поступиться и богачи, даже если они могут позволить себе пристроить еще одно крыло к своему дому, приди им в голову такая фантазия. Поэтому Клем Апшоу поехал в Лэкери, который в то время был центром графства, и получил постановление суда.
Пока санитарный врач ездил в суд, мимо воющего идиота проехал большой фургон, который остановился у амбара. Когда Клем Апшоу вернулся, с постановлением суда, во дворе лежала всего одна корова, которая глядела мимо него черными глазами, потускневшими и устремленными куда-то вдаль. Клем определил, что по крайней мере эта корова погибла от бычьего менингита, и уехал. После этого фургон вернулся и забрал оставшуюся корову.