Джесси дернулась и открыла глаза, хватая ртом воздух. Она понятия не имела, сколько времени проспала. На часах на туалетном столике по-прежнему мигали все те же цифры (двенадцать, двенадцать, двенадцать – как будто время навечно застряло на полуночи). Но судя по всему, спала она долго. На улице уже совсем стемнело, и луна стояла высоко.
Руки покалывало, как будто в них вонзились тысячи иголок. Обычно Джесси терпеть не могла эти противные ощущения, но теперь она даже обрадовалась – ведь могло быть и хуже. Она ожидала, что у нее начнутся ужасные судороги, если она попытается пошевелить руками. Под задницей и между ног расползалось сырое пятно, и Джесси поняла, что писать уже не хочется. Тело само позаботилось о себе, пока она спала.
Джесси сжала кулаки и подтянула себя вверх, морщась от боли в запястьях. Скорее всего руки болят потому, что я пыталась снять наручники, – подумала она. – Винить надо только себя, дорогая.
Снова залаяла собака. Этот пронзительный звук резанул по ушам. Джесси узнала его. Именно он заставил ее плыть к поверхности, вместо того чтобы нырнуть еще глубже в кошмарные сны. Судя по звуку, пес был на улице. Джесси, с одной стороны, была рада, что он вышел из дома, но, с другой стороны, это ее озадачило. Может, он просто отвык спать под крышей? Да, в этом есть какой-то смысл… насколько вообще может быть смысл в данной – бредовой, в сущности – ситуации.
– Соберись, Джесси, – сказала она себе. И у нее вроде бы даже получилось. Безотчетная паника и обжигающий стыд, навеянные кошмаром, постепенно прошли. Сам сон стал похож на поблекшую фотографию. После пробуждения сны похожи на пустые коконы моли или на раскрытую шелуху, где когда-то созревали семена. Всего лишь мертвая оболочка, где не так давно пульсировала жизнь. Воспринимаются совсем по-другому, а потом забываются вовсе. Иногда это беспамятство, если так можно сказать, огорчало Джесси. Но сейчас было наоборот. Она была только рада такой забывчивости.
Да в общем-то и не важно, – подумала она. – Это был только сон. Эти головы, вылезающие друг из друга… Сны символичны, я знаю, и в этом тоже был скрыт некий смысл, может быть, даже какая-то правда. Теперь я понимаю, почему ударила Вилла, когда он меня ущипнул. Нора Кэллиган, несомненно, назвала бы это успешным прорывом. Может быть, так оно и есть. Но мне оно не поможет выбраться, черт побери. А для меня сейчас самое главное – выбраться. Есть кто против?
Все молчали: и Нора, и женушка, и голоса с НЛО. Голос подал лишь желудок. Ему было страшно неудобно, что он вступил так некстати, но он все же пожаловался на голод тихим и продолжительным урчанием. Джесси представила, что будет завтра, когда к голоду присоединится и жажда. И два глотка воды ее не спасут.
Так. Надо сосредоточиться. Проблема сейчас не в воде и не в еде. Сейчас это не важно, как не важно сейчас и то, почему я ударила брата в день его рождения. Сейчас надо придумать, как мне отсюда…
Ее мысли внезапно оборвались, как пережженная веревка. Взгляд бесцельно скользил по комнате и вдруг натолкнулся на что-то в дальнем углу, где тени от сосен плясали в перламутровом свете луны.
Там стоял человек.
Джесси по-настоящему испугалась. Измученный мочевой пузырь выпустил горячую жидкость. Но она даже этого не заметила. Страх затмил ее разум. Джесси даже не вскрикнула. Она не могла выдавить из себя ни звука, не могла ни о чем думать. Мышцы шеи, плеч и рук превратились в теплый кисель – Джесси просто сползла по спинке кровати и повисла на раскинутых руках в полуобморочном состоянии. Она не отключилась, нет, но состояние полной прострации в сочетании с физическим бессилием в итоге дали эффект, который был еще хуже, чем обморок. Какие-то мысли пытались пробиться, но их останавливала глухая стена черного страха.
Человек. Там, в углу – человек.
Джесси видела его темные глаза. Он пристально смотрел на нее, но взгляд был пустым – как у полного идиота. Впалые щеки и лоб – совершенно белые, как из воска. Пляшущие тени сосен мешали ей рассмотреть его как следует. Покатые плечи, по-обезьяньи свисающие руки, большие ладони. Ноги скрывала тень от бюро. Вот и все.
Она не знала, сколько времени провела в полуобмороке – парализованная страхом, но вполне способная видеть и слышать, как насекомое, укушенное пауком. Казалось, что очень долго. Время шло, а Джесси даже моргнуть не могла, не говоря уж о том, чтобы отвести взгляд от незнакомца. Страх немного отпустил, но его место заняли инстинктивное отвращение и безотчетный ужас. Позже Джесси пришло в голову, что источником этого ужаса и отвращения служила полная неподвижность незнакомца. Она в жизни еще не испытывала такого пронзительного омерзения, разве что когда собака грызла Джералда. Человек прокрался сюда, пока Джесси спала, и просто стоял там в углу и жадно смотрел на нее своими темными непроницаемыми глазами – такими большими и полными восхищения. Они напоминали пустые глазницы черепа. Непрерывный танец теней скрывал его почти полностью.
Незваный гость просто стоял в углу и смотрел.
Просто стоял и смотрел – и больше ничего.
Джесси лежала, прикованная к кровати, и ей казалось, что она лежит на дне глубокого колодца. Время шло, хотя на табло электронных часов по-прежнему моргало: двенадцать, двенадцать, двенадцать… И тут ей в голову пришла первая связная мысль, которая одновременно и успокоила, и насторожила.
Тут нет никого, Джесси, кроме тебя. То, что ты видишь в углу, всего лишь игра теней и воспаленного воображения…
Джесси опять приняла сидячее положение, подтянувшись на руках и помогая ногами. Укол боли не заставил себя долго ждать. И она ни на миг не выпускала из поля зрения длинную фигуру в углу.
Он слишком худой и высокий, чтобы быть настоящим, Джесс, правильно? Его здесь нет. Это просто ветер, лунный свет, тени сосен и впечатления от твоего кошмара, как мне кажется. Ты согласна?
Ну да, так оно и есть. Джесси начала потихонечку расслабляться. Снаружи опять залаяла собака. А эта фигура в углу – результат игры света, теней и ветра – не повернула ли голову на звук?
Нет, быть такого не может. Просто еще одна шутка ветра, лунного света и темноты.
Да, наверное. Джесси была уверена, что это движение головой – это точно иллюзия, но сомневалась насчет силуэта в целом. Она никак не могла заставить себя поверить, что это ей только кажется. Ведь не может же обман зрения быть настолько похожим на очертания человека… Правильно?
Внезапно заговорила примерная женушка Берлингейм. В ее голосе сквозил страх, но не было даже намека на истерику, по крайней мере пока еще не было. Как ни странно, но мысль о том, что в комнате есть кто-то еще, больше всех напугала Рут. И эта часть Джесси все еще что-то несвязно бормотала и дрожала от страха.
