его накидки укрыл меня от сквозняка.
Мы все стояли и стояли, в ожидании, пока ветер не утихнет. Я молчала. Что я могла сказать? В чужой монастырь со своим уставом не ходят. К тому же я начала подозревать, что за самозванство тут однозначно казнят.
Наконец мы вошли внутрь одного из строений и оказались в длинном темном зале.
– Ичи́, – радостно улыбнулся император.
Государь сидел в самом конце зала, на высоком пьедестале, к которому вело множество ступенек. Я не сразу сообразила, что мне нужно было туда подняться. Так и стояла, оглядываясь, пока государь не поманил меня пальцами.
Даже эти несчастные ступеньки вызвали у принца одышку. С таким-то сердцем и мигренью он скоро умрет и без посторонней помощи.
– Все еще не пришел в себя? – произнес император, и в его словах мне послышался какой-то двойной смысл. Будто он все знал и видел меня настоящую в теле своего сына.
Чтобы не выдать себя, я задумчиво уставилась на сложные и сверкающие одежды императора. Особенно мне понравилась его шапка – тот самый лепесток, который так забавно торчал у меня на макушке, у Его Величества оказался раз в десять длиннее, но отчего-то не колыхался, когда император качал головой.
– Эм… да, Ваше Величество, – наконец ответила я.
– Ну конечно, – император усмехнулся и кивнул на ступеньки у трона. – Садись, Ичи.
Поглядывая на слуг и почти невидимого за золотой ширмой Шуи, я медленно села у ног государя. В этот раз вроде бы никто странно на меня не посмотрел.
Император коснулся моего плеча носком сапога и приказал:
– Разбудишь меня, если усну. – И с зевком откинулся на спинку своего трона, напоминавшего золотой диван с резной деревянной спинкой. Неудобный даже на вид.
Я потерла виски и покосилась на императора, который закрыл глаза и, кажется, действительно готовился задремать. Интересно, если его сыну двадцать пять, то самому государю, наверное, за сорок?
Пока я гадала о возрасте «отца», в зал потянулись советники. Сидячих мест, кроме трона, тут не было, поэтому они просто выстраивались в две шеренги по всей длине комнаты и ждали. Каждого советника объявляли, когда он входил. Звучало примерно так: «Наместник провинции такой-то, главный над Императорским архивом, ранг такой-то!»
Все были в одинаковых черных одеждах. И каждый нес на голове такую же шапку, как у меня, только с лепестком поменьше. А во взглядах так и читалось: «Очнулся, мерзавец? Мы всем миром на твое покушение скидывались, когда ты уже сдохнешь?» Особенно выделялся седой мужик, чье имя я не запомнила, но представили его как канцлера – «ка́мпа́ку» на местном. Он стоял к трону ближе всех.
Когда все собрались, в зале повисла оглушающая тишина, в которой отчетливо послышался звонкий, как писк комара, императорский храп. Я задрала голову. Император дрых. Что ж, если он встает так же рано, как наследный принц, то я могу его понять.
– Приветствуем императора! – хором объявили советники. Три раза. Наверное, чтобы тот гарантированно проснулся.
Государь вздрогнул, продрал глаза и отмахнулся.
Видимо, это был сигнальный жест, потому что советники поприветствовали уже меня, правда, всего один раз. И пока я размышляла, нужно ли повторить императорский отмахивающийся жест, они выразили свою радость, что принц поправился и покушение сорвалось. Хотя их вид при этом совершенно ясно говорил об обратном.
Покушение, значит. После устроенного Шуи представления в купальне я уже ничему не удивлялась.
Снова наступила тишина, в которой опять раздалось отчетливое посапывание Его Величества.
А потом – по-прежнему хором – советники заявили:
– Выслушайте нашу просьбу, Ваше Величество!
– Прислушайтесь, государь!
– Ну? – пробормотал император, кажется, даже не просыпаясь.
Высказывать просьбу решил канцлер. Он откашлялся, дождался тишины и, пока император не успел снова заснуть, провозгласил:
– Мы просим найти Его Высочеству жену!
Пауза.
Я все утро задавалась вопросом: а не женат ли Его Высочество? Поэтому, услышав просьбу, сначала вздохнула с облегчением: значит, не женат. А потом напряглась.
Канцлер, почему-то победно глядя на меня, продолжил изливать свою мысль. Мол, принцу давно пора жениться, да и Великой империи не помешает какой-нибудь праздник. Так не устроить ли нам, господа, отбор невест? У всех советников есть дочери или племянницы нужного возраста. Вот пусть кто-то из них и родит императору внуков.
Два и два я сложила моментально: на принца покушаются, но он хотя бы наследник и император о нем печется – страну же надо кому-то оставить, чтобы смуты не было. А когда внук родится, так принц уже вроде как и не нужен. Регентом можно будет мать нового наследника назначить, если что, например дочь канцлера. Или племянницу.
Внимательно все выслушав и дождавшись, когда канцлер замолчал, я громко объявила:
– Не хочу жену.
Все дружно уставились на меня. Император еще и кулаком щеку подпер – дескать, давай, весели меня.
– Ваше Высочество, – снова откашлявшись, начал канцлер. – Мы все знаем… ваши… увлечения…
Да? Я не знаю. Ну-ка, продолжай! Я даже позу императора скопировала: мол, давай, удиви меня.
Канцлер изумленно поднял брови, они даже под шапкой с лепестком исчезли, но продолжил:
– Ваше Высочество, вы по-прежнему сможете содержать гарем, вы понимаете?
У меня есть гарем?
Не дождавшись моего ответа – я мысленно переваривала сообщение про гарем: что мне с этими девушками делать, спать? Да ладно! Этот задохлик-принц правда может? – канцлер продолжил:
– Ваше Высочество, мы надеемся, что на отборе вы встретите предназначенную вам судьбой девушку и наконец подарите императору внука!
Я собиралась ответить, что у меня, во-первых, сердце болит, а во-вторых, я не хочу жениться, хочу учиться. Может, дадите своему принцу-склеротику наставника? Я бы хоть разобралась, что тут происходит.
Но ничего сказать я не успела, потому что советники хором принялись упрашивать императора принять во внимание их волю.
– Я подумаю, – лениво откликнулся государь. Мне вдруг показалось, что подумает он явно не в мою пользу.
А после совета император позвал меня и канцлера к себе, так сказать, на рюмку чая.
– Ичи, представь, красивая девушка… Девушки… – протянул государь, лично наливая мне в чашку что-то прозрачное.
Я честно взяла чашку, неудобную, без ручки, поднесла к губам и сделала вид, что пью. Ни император, ни канцлер к еде пока не притронулись.
– Эти девушки станут твоими наложницами, присоединятся к твоему гарему. Разве не чудесно? – продолжал император. – Ты ведь жаловался недавно, что прежние двести девушек тебе надоели.
Я выронила чашку и закашлялась. И в этот момент канцлер на меня так и смотрел, дескать, ну? Уже подействовало?
Я перевела взгляд на императора, который тоже как-то нехорошо ко мне присматривался.
