– Ты пошутила насчет обеда?
– Конечно, нет, – удивилась Шарон.
– В четверг. – Народу много будет?
– Да нет. По-моему, человек пять или шесть.
– Кроме шуток?
Крис было приятно. Она даже не особенно удивилась. Ее общество любили многие: кучера и поэты, профессора и короли. Что им нравилось в ней? Ее жизнь? Крис села.
– Как прошли занятия?
Шарон зажгла сигарету и нахмурилась:
– Опять плохо с математикой.
– В самом деле? Интересно.
– Вот именно. Это же ее любимый предмет, – поддержала Шарон.
– Ну, это, наверное, из-за современных методов обучения. Я бы даже не сумела различить номера автобусов, если бы...
– Привет, ма!
Регана выскочила из-за двери, широко расставив в стороны руки. Рыжие хвостики. Светящееся от радости лицо. И миллион веснушек.
– Привет, маленькая негодяйка. – Крис поймала ее в объятия и крепко прижала к себе, смачно чмокая в щечку и не пытаясь сдерживать свою нежность. Потом с любопытством спросила: – Что же ты делала сегодня? Что-нибудь очень интересное?
– Да, ерунда.
– Какая именно ерунда?
– Дай вспомнить. – Регана уперлась коленями в ноги матери и медленно раскачивалась взад-вперед. – Ну, как всегда, я занималась.
– Так.
– И рисовала.
– Что ты рисовала?
– Цветы, такие, знаешь... как маргаритки, только розовые. А потом, ну да, потом была лошадь! – Регана широко раскрыла глаза и начала с восхищением рассказывать. – У этого дяди была лошадь, ну, у того, который живет там, у реки. Ма, мы гуляли, и вдруг эта лошадь, такая красивая! Ма, ты бы ее видела! И этот дядя сам разрешил мне посидеть на ней. Правда-правда! Ну, конечно, только на минуточку!
Крис многозначительно подмигнула Шарон.
– Неужели сам? – спросила она, удивленно поднимая брови. Когда Крис приехала на съемки в Вашингтон, Шарон (она была уже членом семьи) жила вместе с ними в отдельной комнате на втором этаже. Потом она познакомилась с каким-то конюхом, который работал на конюшне, расположенной неподалеку. Теперь Шарон нужна была отдельная квартира. Крис сняла для нее номер-люкс в дорогой гостинице и при этом настояла на том, чтобы за номер платила именно она, а не Шарон.
– Сам, – улыбнулась Шарон.
– Лошадь была серая! – добавила Регана. – Ма, а неужели мы не можем купить лошадь? То есть ведь мы могли бы, да?
– Посмотрим, малышка.
– Когда у меня будет лошадь?
– Посмотрим. Ну, а где твоя птица?
На секунду Регана замерла, а потом, недовольно взглянув на Шарон, сжала губы и укоризненно покачала головой.
– Это был сюрприз. – Она засмеялась.
– Ты хочешь сказать...
– Ну да. С длинным смешным носом, как ты и хотела!
– Рэгс, ты прелесть. Можно посмотреть?
– Нет, мне еще нужно ее раскрасить. Когда будем обедать, ма?
– Ты голодная?
– Умираю от голода.
– Так ведь еще и пяти нет. Когда же мы ели? – спросила Крис у Шарон.
– Где-то в двенадцать, – попыталась припомнить Шарон.
– А когда вернутся Уилли и Карл?
Крис отпустила их до вечера.
– Часов в семь, – ответила Шарон.
– Ма, пошли в кафе, а? – попросила Регана. – Можно?
Крис взяла дочь за руку, притянула ее к себе и поцеловала. – Беги наверх, одевайся, сейчас пойдем.
– Как я тебя люблю!
Регана выбежала из комнаты.
– Малыш, надень новое платье! – крикнула ей вдогонку Крис.
– Тебе хотелось бы опять стать одиннадцатилетней девочкой? – задумчиво спросила Шарон.
– Это предложение?
Крис глянула на письма и начала безразлично раскладывать исписанные листки.
– Ты его принимаешь? – настаивала Шарон.
– Со всеми заботами, которые у меня сейчас? И со всеми воспоминаниями?
– Да.
– Ну уж нет.
– Подумай хорошенько.
– Я думаю. – Крис подняла письмо с прикрепленным впереди конвертом. Джаррис. Ее агент. – Кажется, я просила его пока ни о чем мне не писать.
– Прочитай, – предложила Шарон.
– А что такое?
– Я читала его сегодня утром.
– Что-нибудь хорошее?
– Великолепное. Они хотят взять тебя режиссером, – ответила Шарон и сделала очередную затяжку.
– Что?!
– Прочитай письмо.
– О Боже, Шар, ты не шутишь? Крис вцепилась в письмо и начала жадно пробегать его глазами: – «...Новый сценарий... триптих... студия просит сэра Стефана Мора... При наличии согласия на...» Я буду режиссером!
Размахивая руками, она заверещала от радости:
– О Стив, ты ангел, ты не забыл!
Они снимали какой-то фильм в Африке. Он здорово напился. Сидя в шезлонге, на закате дня, Стив как-то сказал ей, что ему нравится работа актера. «Ерунда, – ответила Крис. – Ты знаешь, что такое настоящая работа? Самому ставить фильмы!» – «Согласен». – «Надо сделать что-то свое собственное, я имею в виду что-то такое, что будет жить потом». – «Ну и займись этим сама». – «Я пыталась, но меня не берут». – «Почему?» – «Им кажется, что я не справлюсь с монтажом». Дорогие воспоминания. Теплая улыбка. Милый Стив!
– Ма, я не могу найти платье! – крикнула Регана.
– В стенном шкафу! – ответила Крис.
– Уже смотрела!
– Сейчас иду! – На секунду Крис задумалась, взглянула на письмо и поникла. – А вдруг ерунда какая-нибудь и не в моем стиле?
– Да вряд ли. Мне кажется, фильм стоящий.
– Ну да, ты всегда считала, что в фильмы ужасов надо вставлять комедийные эпизоды.
Шарон засмеялась.
– Мама!
Крис медленно встала.
– У тебя сегодня свидание. Шар?
– Да.
Крис покосилась на корреспонденцию.
– Тогда иди, а с остальной ерундой разберемся завтра.
Шарон встала.
– Хотя подожди-ка. – Крис что-то вспомнила. – Одно срочное письмо надо отправить сегодня же.
– Хорошо. – Шарон взяла блокнот и приготовилась записывать.
– Ма-а-а-м! – Регана уже подвывала от нетерпения.
– Подожди, я сейчас, – попросила Крис Шарон.
Шарон глянула на часы.
– Крис, мне уже пора заниматься созерцанием.
Крис пристально и с чуть заметным раздражением посмотрела на нее. За полгода ее секретарша вдруг превратилась в «искательницу спокойствия». Началось это с самогипноза еще в Лос-Анджелесе, а потом закончилось буддийским песнопением. Последнее время, пока Шарон жила под одной крышей с Крис, в доме поселилась апатия, сопровождаемая безжизненными, унылыми напевами «Nam myoho renge kyo» («Крис, ты просто повторяй эти слова, ничего больше, и твои желания исполнятся, и все будет так, как ты хочешь...»). Эти завывания доносились до Крис и днем, и ночью, и чаще всего именно тогда, когда она разучивала роль.
– Можешь включить телевизор, – великодушно разрешила Шарон своей хозяйке. – Все нормально. От песнопения меня никакой шум не отвлекает.
