Крис подошла к бару и напомнила ему об этом случае.
– Не будь дурой! – закричал Дэннингс. – Я провел целый вечер за чаем, я был на факультетском чаепитии!
Крис облокотилась о стойку бара:
– Так ты пил только чай?
– Да, не ухмыляйся так глупо.
– И нализался чаем, – сухо отрезала она. – Вместе с иезуитами.
– Нет, иезуиты были трезвые.
– Они не пьют?
– Ты что, рехнулась? – продолжал кричать Бэрк. – Они нажрались! Никогда в жизни не встречал таких алкашей!
– Потише, Бэрк, не забывай: здесь Регана.
– Да, Регана, – зашептал Дэннингс. – Дай же скорее выпить, черт тебя дери!
– Что же ты делал на факультетском чаепитии?
– Идиотская общественная деятельность, всегда надо заниматься какой-нибудь ерундой.
Крис протянула ему стакан джина со льдом.
– Мы обсуждали, как сильно испоганили их территорию, – пробурчал режиссер. Он поднес стакан к губам и сделал набожный вид. – Ну да, смейся. Все, что ты умеешь, – это смеяться и вертеть задом.
– Я только улыбнулась.
– Ну, все равно. Лучше скажи, как у тебя дела.
Крис неопределенно пожала плечами.
– У тебя плохое настроение? В чем дело?
– Не знаю.
– Не рассказывай сказки.
– Чертовщина какая-то, я, пожалуй, тоже выпью, – сказала она, протягивая руку за стаканом.
– Правильно, это полезно для желудка. Ну, так в чем же дело?
Крис медленно налила себе водки.
– Ты когда-нибудь думал о смерти?
– Извини, но...
– Да, о смерти, – перебила она его. – Думал когда-нибудь, Бэрк? Что это такое? Я хочу сказать, на самом деле, что это такое?
– Не знаю, – ответил Дэннингс слегка раздраженно. – Нет, не знаю. Я вообще об этом не думаю. Я воспринимаю смерть, как она есть, и все. Какого черта ты вздумала говорить об этом? Крис пожала плечами.
– Не знаю, – медленно произнесла она. Бросила кусочек льда себе в стакан и задумчиво наблюдала за ним. – Да... да... я думаю, это что-то вроде... как сон в момент пробуждения. Я хочу сказать, что именно так мне показалось... что смерть... именно такая. Я имею в виду конец, конец, я раньше никогда об этом не думала. – Крис потрясла головой. – О Боже, меня даже в дрожь бросило! Мне показалось, что я падаю с нашей проклятой планеты со скоростью сто миллионов в час.
– Чушь! Смерть – это покой, – вздохнул Дэннингс.
– Но только не для меня, дорогой мой.
– Твоя жизнь будет продолжаться в твоих детях.
– Перестань! Мои дети – это не я.
– Да, и слава Богу! Одной такой вполне достаточно.
– Нет, Бэрк, ты только вдумайся! Никогда больше не существовать! Это...
– О Господи, помилуй! Приходи на факультетское чаепитие на следующей неделе, и, может, священники тебя успокоят.
Бэрк поставил стакан.
– Давай лучше выпьем.
– Знаешь, а я и не догадывалась, что они пьют.
– Ты просто глупая.
В его глазах сверкнула злоба. Бэрк приближался к агрессивной стадии опьянения. Крис задумалась. Ей показалось, что она задела его за живое.
– Они ходят исповедоваться? – спросила она.
– Откуда я знаю? – неожиданно взревел Бэрк. – А ты разве не учился на...
– Где этот проклятый джин?
– Хочешь кофе?
– Не будь дурой. Я хочу выпить.
– Выпей кофе.
– Ну перестань. Давай налей на дорожку.
– Что-нибудь полегче?
– Нет, никакой дряни. Терпеть не могу пить всякую дрянь. Ну, давай же наливай в конце концов!
Бэрк протянул стакан, и Крис плеснула ему немного джина. – Может, мне пригласить двух или трех священников к себе? – Кого?
– Я не знаю. – Она снова пожала плечами. – Ну, кого-нибудь поважней.
– От них потом не отвяжешься. Все они ворюги и зануды, – выпалил Бэрк и залпом осушил стакан.
Да, он начисто забывается. Крис быстро переменила тему.
Она рассказала о новом сценарии и о том, что ее приглашают на съемки в качестве режиссера.
– Неплохо, – пробормотал Дэннингс.
– Но я боюсь.
– Ерунда. Самое главное – это заставить всех поверить в то, что поставить фильм было очень сложно. В первый раз я не понимал этого, зато теперь я, как видишь, на высоте. Это элементарно.
– Бэрк, если говорить честно, то именно сейчас, когда мне сделали такое предложение, я чувствую себя очень неуверенно. И особенно в отношении технической стороны дела.
– Послушай, предоставь это другим. У тебя будут операторы, редакторы, сценаристы. Подыщи хороших специалистов, и они обо всем позаботятся. Самое важное – это работа с актерами, а здесь ты справишься превосходно. Ты ведь можешь не только словами сказать им, как двигаться и произносить реплики, милая, но и показать. Вспоминай других режиссеров и будь сдержанней.
Крис еще не верила ему.
– И все-таки что делать с техникой? – обеспокоенно спросила она. Пьяный или трезвый, Дэннингс был как-никак одним из лучших режиссеров, и Крис очень нужны были его советы.
Битый час она вникала в таинство режиссерского искусства. – Дорогая моя, единственное, что тебе нужно, – это найти хорошего редактора, – усмехнулся Дэннингс, закругляя разговор. – Человека, действительно разбирающегося в этом деле.
Опасный момент агрессивности миновал, и теперь Бэрк являл собой очаровательного собеседника.
– Извините, мадам. Вы что-то хотели?
У дверей в кабинет стоял Карл.
– А, привет, Торндайк, – засмеялся Бэрк. – Или это Генрих? Никак не могу запомнить.
– Это Карл.
– Ах да, конечно. Как же я мог забыть, черт меня побери! Скажи-ка, Карл, ты был внештатным осведомителем при гестапо или официальным? Мне кажется, здесь есть разница.
Карл вежливо ответил:
– Ни тем, ни другим, сэр, я швейцарец.
– Да-да, конечно, – захохотал Дэннингс. – И ты, конечно же, никогда не играл с Геббельсом?
Непроницаемый Карл повернулся к Крис.
– И никогда не летал вместе с Рудольфом Гессом?
– Мадам чего-нибудь желает?
– Я не знаю. Бэрк, ты хочешь кофе?
– А пошел твой кофе...
Бэрк резко встал и, выйдя с воинственным видом из комнаты, покинул дом.
Крис покачала головой и повернулась к Карлу.
Отключи телефон, – произнесла она равнодушно.
– Хорошо, мадам. Что-нибудь еще?
– Нет, спасибо. Где Рэгс?
– Внизу, в детской. Позвать ее?
– Да, уже пора спать. Нет, погоди, не надо. Я пойду к ней, взгляну на птицу.
– Хорошо, мадам.
– И в сотый раз прошу прощения за Бэрка.
– Я не обращаю внимания.
– Знаю. Вот это его и бесит.
Крис вышла в коридор, открыла дверь на первый этаж и крикнула сверху:
– Эй, разбойница! Ты что там делаешь? Птица готова?
– Да, иди посмотри. Спускайся сюда, я ее уже закончила. – Ну, ты молодчина! – воскликнула Крис, когда дочка протянула ей фигурку птицы. Та еще не совсем высохла, и краски немного растеклись. Птица была выкрашена в оранжевый цвет, а клюв – в зеленую и белую полосочку. К голове был приклеен хохолок из перьев. – Тебе нравится? – спросила Регана.
