Освободив его, она снова подняла кубок и плеснула вино ему на живот; лакая вино из его пупка, она грудями терла центр его возбуждения. Наклонила кубок над горлом, грудью. Слизала вино с его сосков, а он в ответ только дернулся. Здесь она остановилась, вдыхая его запах. Ее искушали его бедра, горло, бешено бьющийся пульс, — это было больше, чем она могла вынести.
Он выбил кубок у нее из рук и схватил за талию, притянул к себе с нетерпением дикого зверя. Его нетерпение было сильное, но мягкое, ей было тяжело ему сопротивляться. Когда он коснулся губами выпуклостей ее груди, выдающихся над корсетом, это простое прикосновение заставило ее трепетать от страсти.
Парализованная своим собственным желанием, она смотрела, как он расстегивает корсет, теребит завязки платья. Взяв в рот сосок, он начал его покусывать.
— О-о-о, ох. — Ее тело двигалось в собственном ритме, нетерпеливо потираясь о него, но он, благослови его боги, наслаждался моментом. Он посасывал ее мягкими влажными движениями. Тело напрягалось от желания.
— Чего вы хотите, моя госпожа? — Он сказал это прямо в нее, гладя и лаская ее языком. Она запустила руку в его влажные волосы, придерживая голову. — Скажите рыцарю, что он должен сделать, чтобы как можно лучше услужить вам.
— Тебя, — прошептала она. — Внутри меня. Я хочу чувствовать себя… погруженной. Пронзённой. Взятой.
Он откинул ее юбку и повиновался, поднимая ее, а затем медленно-медленно опуская на свой член. Она кричала от наслаждения.
Она слишком долго отказывала себе в удовольствии насладиться мужским телом. Таким телом, как это. Таким мужчиной, как этот.
Она схватила его за волосы, когда он, стиснув руки на ее бедрах, заякорил ее, вонзив пальцы в ее ягодицы. Она не приостановилась и не спросила разрешения. Он был ее. Она сделает так, как хочет, не спрашивая, почему у нее возникла такая дикая необходимость в этом смертном, который должен был бы стать приятным разнообразием. Ужином.
Когда она вонзила клыки в его шею, он лишь сильнее прижал ее к себе. Она втянула в себя его сущность, почувствовала его кровь у себя на языке. Никогда раньше она не испытывала такого насыщения. Только однажды… ее самурайская стража.
В этот момент всплыло непрошеное воспоминание: отчим, слуга ее матери, заставил Лиссу укусить каждого охранника не только для того, чтобы привязать их к ней, но чтобы научить Лиссу привязывать к себе смертного и уметь определять их местонахождение. Юн был первым. Она нервничала, но он ее обнял, чтобы успокоить и показать, что она не делает ему больно.
Это были два абсолютно разных момента и два разных человека, но чувство всепоглощающей любви и привязанности было одним и тем же, несмотря на то, что Юн охранял ее, когда она была маленькой, а этого мужчину она видела впервые.
Ее тело поддавалось его чувственному напору, оргазм для нее уже был чем-то большим, чем освобождение, — это было волшебство. Мощная энергия, сама по себе почти волшебство, которое могло изменить ее мир. Когда все закончится, это будет маленькой смертью, в результате которой появится новое существо. Феникс, возродившийся из двух душ.
Это была странная мысль. Люди всегда были для нее только источником пищи и чувственных удовольствий. Но с этим человеком она чувствовала связь. Он словно катался на волнах, держа ее за руку, и их обоих уносило в море.
Ее бедра начали двигаться резче, ей пришлось отпустить его горло, когда на нее нахлынул оргазм. Его семя устремилось в нее, и он снова со стоном ее поцеловал. Его глаза блуждали по ее лицу, словно запоминая каждую черту. Он приложил кончики ее пальцев к ранке от укуса. Накрыв ее руку своей, он, очевидно, хотел, чтобы ее прикосновение остановило кровь.
Какое-то время они изучали друг друга. Ей не казалось, что тишина тяготит его. Ее она тоже не тяготила. На самом деле то, что произошло в последние несколько минут, исключало любые разговоры. Когда он наконец откинулся назад на подушки, чуть улыбнувшись ей, она поняла, что он переживает типичную для мужчины реакцию на всепоглощающий оргазм. Он потянул ее на себя, заключив в объятья так, что голова ее лежала у него на груди, а под ее пальцами билось его сердце. Она изучала его профиль, нос, твердые чувственные губы, высокие скулы; как хорошо было лежать вот так, слушая легкое рокотание в его груди, которое говорило ей, что он задремал. Этот мужчина очень долго путешествовал один, дрался за нее, а затем доставил ей такое удовольствие, какое уже долгое время не доставлял ни один человек или вампир. Она могла простить ему этот краткий сон.
Она и сама немного поспала, пока не почувствовала приближение рассвета. Хотя спала неглубоко, она проснулась и с удивлением обнаружила, что свернулась на подушках одна, прикрытая легкой простыней, которая защищала ее от утренней прохлады пустыни. Он был уже одет и пристегивал к перевязи меч.
То, что он уходит, очень сильно ее задело.
— Почему ты сказал, что умрешь здесь? — Она села, откинув волосы с лица.
Он покачал головой и чуть улыбнулся. Подойдя, опустился на колени и провел рукой по ее виску, щеке.
— Позаботьтесь о себе, госпожа: я буду страдать, если узнаю что с вами что-то случилось.
— Ты мог бы остаться и сам за этим проследить. — Она не собиралась говорить такое, но внезапно поняла: это то, чего она хотела. Если он попробует уйти, она заставит его остаться.
Он снова покачал головой. На его лице появилось сожаление.
— Мое сердце больше всего на свете хочет быть здесь, я готов пожертвовать своей душой. — Он осекся, осознав, что сорвалось с его губ помимо его воли, потом продолжил: — Защищать вас, спать с вами, выяснить, что заставляет вас улыбаться, — он поднес ее руку к губам. — Но я обещал, моя госпожа, я обещал другу, что приду к нему на помощь. Что я помогу ему в битве, и неважно, насколько бессмысленной я ее считаю.
Но ты мой. Ты поклялся мне в верности.
Она не знала, откуда появилась такая нелепая мысль, но она ее сильно расстроила. То, в чем не было смысла, обычно ее злило. Она выдернула руку из его руки.
— Что ж, играй в свои глупые игры. Не мне умолять, чтобы мужчина остался со мной.
Ей было больно не столько от уколов собственного «я», сколько от того, что она увидела у него в глазах. Она не хотела бы этого видеть. У нее было много дел, но он лишь на одну ночь очутился рядом. Сокровище, которое, как она чувствовала, бесценно.
— Если я обидел вас, моя госпожа, я сделал это не намеренно.
Она вздрогнула, когда его губы коснулись ее напряженного плеча и задержались на нем. Прежде чем подняться, он вновь укрыл ее простыней. Она слышала, как он встал и пошел к выходу из палатки.
