Через проход от дяди Димы сидел лейтенант Чесноков. Он был милиционером и тоже присоединился к ним только на аэродроме. Папа с ним о чём-то громко спорил, показывая бумаги и тыча пальцем в небо, на что «товарищ лейтенант» только равнодушно качал головой и смотрел куда-то вдаль, поверх папиной головы, сохраняя завидное спокойствие.
Светке показалось, что изначально милиционер вовсе и не собирался лететь с ними. У него даже и сумки никакой с собой не было, только чёрная папка, раздутая от напиханных в неё бумаг. «Вот если мне так из школы прийти, - подумала тогда Светка, - интересно, что бы мама на это сказала?» Уж явно ничего хорошего! Скорее всего, лейтенант Чесноков не только не желал лететь, но и пытался, во что бы то ни стало, не то отговорить, не то просо запретить делать это и им. Однако папа никак не отреагировал на все эти запреты и принялся за свои дела. При этом он старался не обращать никакого внимания на постоянно следовавшего за ним буквально по пятам милиционера.
В конце концов, они так и погрузились на борт «винтокрыла», а лейтенант вместе с ними. Светка тогда несказанно удивилась, даже ещё больше того, нежели при виде дяди Паши и его стального друга. Она не представляла, как можно было просто так, ни с того, ни с сего, взять и полететь неведомо куда, без еды, одежды – вообще без всего! Она хотела было сначала спросить на этот счёт папу, но тот сразу же принялся за дела, а потом «винтокрыл» взлетел, и в его животе сделалось довольно шумно, так что все расспросы пришлось отложить до лучших времён.
Однако уже в воздухе Светка поняла сама, что и её папа ничем не отличается от этого человека. У лейтенанта Чеснокова просто была такая работа. Он, как и папа, должен был постоянно куда-то уезжать, порой может и не по своей воле. Но вот в чём была причина столь опрометчивой реакции, оставалось загадкой...
Милиционер недовольно смотрел в иллюминатор и тоже не обращал на девочку никакого внимания. В какой-то момент его серая форма покрылась алыми красками из-за проплывавшего мимо «винтокрыла» багрового заката, от чего он сделался похож на какого-то сказочного гвардейца, призванного защищать их от всевозможных злобных существ. Хотя как сказал папа: «Тут на многие километры нет ничего живого, что могло бы причинить вред». Однако Светка не могла поверить, что так и взаправду бывает. Ведь они на земле, а не на Марсе и что-то живое по любому должно было встретиться!
Девочка недовольно сморщила нос и попыталась выглянуть в иллюминатор, чтобы как можно лучше разглядеть игру красок на вечернем небосводе. Может – это уже и есть сияние? Хотя масштаб был явно не тот, да и толком ещё не стемнело.
«Странно, - думала Светка, наблюдая через толстое стекло за огромным красным диском солнца, пытающимся скорее скрыться за неприветливо ощетинившимся колючими соснами горизонтом, - дядя Паша говорил, что мы ещё засветло будем на месте. Уже темнеет, а зелёный ковёр внизу так и не собирается кончаться».
Девочка тревожно посмотрела на вертолётчика, склонившегося над приборами. Но тот продолжал осторожно подёргивать за свой рычаг, наблюдая, как послушно отзывается на каждое его движение верный «винтокрыл». Папа продолжал беспечно читать, всем своим видом показывая, будто всё идёт своим чередом и им нечего опасаться. Это слегка успокоило Светку, и она сев в кресло, принялась нетерпеливо раскачивать ногами.
Дядька Йэне вышел на ветхое бревенчатое крыльцо и тревожно посмотрел на темневшее небо. Его узкие раскосые глаза, казалось, были совершенно равнодушны к нещадно хлеставшему по ним осеннему ветру, то и дело налетавшему тяжёлыми порывами со стороны Нижней Тунгуски. Он смахнул грубой рукой, выступившие было на сухом обветренном лице слёзы, и присел на верхнюю ступеньку. Его короткие пальцы с потрескавшейся от сырости и холода кожей еле заметно дрожали и неустанно теребили единственную пластмассовую пуговицу на старой поношенной телогрейке. Шапка из серого горностая растрепалась, и её уши колебались в такт порывам ветра. Дядька Йэне, казалось, не замечал всего перечисленного, продолжая пристально следить за свинцовым горизонтом.
Небольшая деревня раскинулась на высоком берегу в среднем течении реки и смиренно терпела все невзгоды дикой природы. В это время года, по вечерам, она оказывалась освещённой, как на ладони, бордовыми лучами заходящего солнца, пытающимися прорваться сквозь плотные кроны исполинских сосен. Налетало ощущение, будто совсем рядом бушует свирепый пожар, но дядька Йэне знал, что это только кажущееся явление и на самом деле позади ничего не происходит. Только продолжают раскачиваться вековые сосны, да редко когда послышится вдруг одинокий рёв «сохатого», пробирающегося где-то далеко по лесной чащобе.
В деревне кроме дядьки Йэне оставалось ещё человека два-три. Да и те такие убогие, что самостоятельно и передвигаться не могут. Если бы не редкие экспедиции геологов в окрестные места, то жизнь в этом оазисе давным-давно прекратилась. А как только это произойдёт, деревню тотчас проглотит дикая тайга, которая всем своим видом, при каждом удобном случае, непременно демонстрирует личную неприязнь к так нагло поселившемуся тут человеку. Она и так с каждым днём подступает всё ближе и медленно, но верно, шаг за шагом, занимает новые территории, обволакивая разваливающиеся домишки и сараи непреступными зарослями черники и голубики. Да подминая под себя хрупкий плетень, оставшийся от низких оград, хищно разбредается по окрестностям. И, казалось, угомонится природа, только когда всё людское окажется опрокинутым с высокого скалистого берега в мутные воды реки.
Дядька Йэне тихо вздохнул и, порывшись негнущимися пальцами в дырявом кармане, извлёк из него благоухающую местными травами самокрутку. Он размял её в руках и с наслаждением понюхал, словно больше ему ничего и не надо было в этой жизни. Из груди раздался свист, и дядька Йэне тут же зашёлся сиплым кашлем, несущимся нескончаемым потоком из его дряхлых недр.
Рядом с кособоким крыльцом, на котором и восседал старик, от стенки дома отвалилась завалинка, и из-под просевшего фундамента вылез тонкий мальчишка. Его довольное лицо было чернее сажи, а на грязных, слипшихся волосах виднелись обрывки серой паутины, которая тут же замерцала, как только попала под солнечные лучи.
Парнишка, недовольно щурясь, посмотрел на заходящее солнце и, отряхнув голову, поднялся с колен. Он глянул одним глазом на крыльцо и быстро произнёс:
-Что, до сих пор не прилетели?
