— Я умерла, — повторила Дайша.
— Ну, повеселила, — фыркнула Гейл. — Если ты умерла, то я — долбаная королева Рима.
— В Риме не было королев. А вот я, — Дайша села рядом с матерью, — действительно мертвая.
Ей самой было странно произносить эти слова. Ей не хотелось признавать свое нынешнее состояние, но правда есть правда. Тело Дайши было мертво. Ее сердце не билось, дыхание не наполняло легкие воздухом. Все, что когда-то делало ее живой, прекратилось. И причиной ее смерти была собственная мать, выпихнувшая Дайшу из этого убогого дома.
— Я мертва, — прошептала Дайша. — Я хожу, но я неживая. Я не понимаю, что со мной. И все из-за тебя.
— Это что, новые шутки, которых ты набралась?
Гейл хотела было встать, но Дайша толкнула ее обратно.
— Нет, мама. Это не шутки. Это правда.
Гейл подняла руку с сигаретой, словно хотела влепить дочери пощечину. Вишневый огонек сигареты был почти красивым. Потом мать затянулась и шумно выпустила дым.
— Мне не смешно.
— А я и не собиралась тебя смешить.
Дайша схватила материнское запястье, заставив Гейл опустить руку. Кости материнской руки были тоненькими, как прутики, сверху покрытые вкусным мясом и теплой кровью. А она-то раньше считала мать сильной!
Дайша опрокинула Гейл на диван и прижала ее ногу своей.
— Скажи, ты сама-то верила, что со мной ничего не случится?
У Гейл округлились глаза, но она ничего не говорила. Ни одного слова, подтверждающего, что Дайша по-прежнему ей не безразлична. Вместо этого Гейл пыталась высвободиться и отпихивалась от дочери другой рукой, в которой держала пивную бутылку.
— Ты хорошо выглядишь. Скажи просто, что он тебе надоел, — бормотала мать.
Она сделала новую попытку встать.
— Хватит дурью маяться. Дай мне встать.
— Нет.
Дайша выхватила у матери бутылку и швырнула в стену. Удар был сильным, бутылка разбилась. На ковер посыпались осколки.
— Ты знала, что он собирается со мной сделать?
— Пол говорил…
— Не ври!
Дайша обломила сигарету, и тлеющий конец упал матери на колено. Гейл вскрикнула и заерзала, пытаясь сбросить его на пол.
— Ах ты, сука малолетняя! Как ты смеешь так себя вести с матерью?
— А как ты смела отдать меня незнакомому человеку? Не думала, что я вернусь назад?
Дайша растоптала тлеющий окурок, не дав ему прожечь очередную дыру в ковре.
— Ты все знала. Тебе было нужно, чтобы я не вернулась.
— Пол говорил… во многих странах дочерей и сейчас выдают замуж по выбору родителей. Родителям еще и платят за это. Думаешь, мне легко было растить тебя? На каждом шагу раскошеливайся.
— Так что ж ты мне об этом не сказала? Я бы пошла работать, нашла бы себе, где жить.
Гейл презрительно сощурилась.
— Не понимаешь, дура? Какая разница, где ты живешь? Пока ты остаешься в городе, нам никто не позволит заводить детей. Теперь доперла? А если тебя нет, мы перемещаемся в самое начало очереди. Пол хочет своего ребенка, а мне и так почти сорок.
Дайша не верила своим ушам. Эта женщина когда-то дала ей жизнь. Но сейчас в глазах Гейл не было ничего, кроме раздражения. Досады на дочь, которая по всем их с Полом расчетам должна была бесследно сгинуть, но почему-то вернулась.
— А ты знаешь, что он со мной сделал? Он издевался надо мной, как мог, а потом бросил в лесу, как мешок с мусором… Я истекала кровью, но была еще жива… Когда я очнулась, я увидела людей… здешних. Я думала, мне помогут, но они меня убили. И все потому, что тебе понадобилось от меня избавиться. Как же, Полу нужен его ребенок!
— Ты не понимаешь…
— Не понимала, — прошептала Дайша. — Но чем дольше я тут хожу, тем больше понимаю. Когда пришла сюда и увидела тебя — многое поняла. Спасибо, Гейл, что ты помогла мне все понять. Но мне этого мало.
— Я не могу оставить тебя здесь, но я могу… не рассказывать Полу, что ты вернулась. Дам тебе немного денег.
— Нет, — возразила Дайша, упираясь лбом в лоб Гейл. — Мне мало этого.
— Больше мне нечего тебе дать, — поморщилась Гейл. — Еще не хватало, чтобы Пол узнал о твоем возвращении.
Наверное, Гейл хотела ущипнуть дочь за щеку или что-то в этом роде, но Дайша перехватила обе ее руки и сжала их своей. Коленом она еще сильнее надавила на ногу матери.
— Пол обязательно узнает, — пообещала она.
Другой рукой Дайша прикрыла матери рот. Теперь Гейл могла лишь мычать. Тогда Дайша наклонилась и прокусила матери горло. Рана получилась слишком широкой, и кровь полилась быстрее, чем Дайша ожидала. К тому времени, когда она вдоволь напилась, футболка Гейл стала мокрой от крови.
Мысли Дайши прояснились. Теперь, когда она утолила первый голод, ее настроение заметно улучшилось. Чем больше она пила и ела, тем лучше работал ее разум. Голод путал ей мысли. Он был сродни страху.
«Здесь я в безопасности», — думала Дайша.
Еда ей помогла, питье и слова — тоже. Гейл дала ей и то, и другое, и третье.
Когда они возвращались к туннелю, Байрон старался подмечать все особенности этого странного города мертвых. Город успел измениться, и теперь улицы, по которым они шли, выглядели совсем не так. Старинные кварталы куда-то исчезли, сменившись другими, напоминавшими пригороды пятидесятилетней давности. Отдельные здания принадлежали разным эпохам. Каким именно — Байрон не знал, поскольку не был силен в истории и архитектуре. Но толпа на улицах по-прежнему оставалась пестрой: женщины в пышных платьях соседствовали с шахтерами явно из другого времени и со вполне современными бизнесменами.
— У них тут есть что-нибудь вроде плана города или путеводителя? — спросил Байрон. — Я же заблудиться могу, если пойду один.
— Ты быстро привыкнешь, — заверил сына Уильям.
— Как быстро? Ты сам сколько сюда ходишь? И как часто?
Они остановились на перекрестке, пропуская двух женщин. Те катили на велосипедах с высокими колесами. Такие велосипеды делали в конце девятнадцатого века. Первая женщина улыбнулась отцу и сыну Монтгомери, а вторая их даже не заметила.
— Я хожу сюда почти всю свою сознательную жизнь, — сказал Уильям, почесывая щеку. — Я стал Гробовщиком в восемнадцать. Сменил своего деда.
— А почему не отца?
— Не знаю. Возможно, отец считался уже достаточно старым для этой миссии. Или я успел подрасти к тому времени. Трудно сказать.
Впереди показался вход в туннель. Красные и голубые вспышки, мелькавшие в сумраке, напоминали глаза огромного зверя. После мира серых тонов Байрон даже им обрадовался.
— Мы с твоей матерью серьезно думали, стоит ли нам жениться и заводить детей, чтобы миссия Гробовщика перешла к нашему потомству. Женись я пораньше, возможно, мой сын оказался бы свободен от миссии, но тогда она досталась бы моему внуку. А мне было страшно даже подумать том, что неопытный мальчишка полезет во все это… И потом, мы с мамой хотели ребенка, хотели тебя.
