— Ааааа! — закричала она, обхватив руками голову, и в ту же секунду, достигнув своего пика, грохот оборвался. Темное облако исчезло, как не бывало.
— Аааа! — все еще продолжала кричать Линда. — А!
И замолчала.
Опустилась тишина, нарушаемая лишь шумом двигателя.
— Вот это…
Гораций взял рацию и передал микрофон Линде.
— Чарли?
— Да! Слушаю тебя!
— Оно исчезло, — медленно и удивленно сказала Линда.
— Исчезло?
— Да!
— Слава Богу! У вас все в порядке?
Линда осмотрела кабину непонимающим взглядом.
— Да. Все нормально.
— Молодцы! Я знал, что все будет хорошо!
— Похоже на то.
— Ты чего, сестренка? Что с тобой?
Линда мотнула головой.
— Все в порядке, Чарли. В порядке. Просто…
— Просто, что?
— Перед тем как исчезнуть, оно… ну как будто взорвалось, и я слышала…
— Что?
Линда вздохнула.
— Ничего. Глупости. Не бери в голову, Чарли. Я в норме.
— Отлично.
— До связи.
— До связи, сестренка!
Она передала рацию Хомеру и снова посмотрела туда, где еще минуту назад висело грозовое облако. Горизонт был чист и прозрачен.
«Господи, чего ты хочешь?» — подумала она. — «Чего ты хочешь от нас?».
Майкл открыл глаза. Он лежал на полу, упираясь головой в стену. Каждый нерв в его теле ныл, кружилась голова. Он попытался сосредоточиться и вспомнить, где находится, и что с ним произошло. Тупая боль давила на виски. Он осторожно приподнялся и сел. Через небольшое окно с улицы лился яркий солнечный свет, в широких золотых лучах плясали частички пыли.
«Я в пустоши», — подумал он. — «И это не сон». Память медленно, как будто нехотя, возвращалась к нему. Он вспомнил, как пропала Анна, и он пошел ее разыскивать, вспомнил невидимый гром, разрывающий горячий воздух над дорогой, вспомнил, как ходил по городу, кричал, звал… А потом был провал, темнота и боль. И вот он открыл глаза и смотрит на солнечный свет. Он жив.
Майкл тяжело поднялся и подошел к окну. На подоконнике стоял горшок с завядшим цветком. Он отодвинул его в сторону и выглянул на улицу. Ветер гнал вдоль дороги обрывки бумаги и старые газеты; дребезжа, по асфальту катилась жестянка из-под «Пепси». Слева тускло блестели выцветшей краской колонки заправки. Он посмотрел в другую сторону. «Сабурбан» стоял на том же месте, где он его оставил. Машина казалась необыкновенно яркой на фоне тусклых и размытых красок пуэбло.
В комнате царил жуткий беспорядок: пол устилали обломки стульев, среди которых блестело лезвие ножа. Майкл смутно припоминал, как в ярости громил мебель. «Глупо», — подумал он. В углу, среди осколков стекла лежали часы. Секундная стрелка перескакивала с деления на деление, отсчитывая секунды. Часы показывали четверть одиннадцатого. Майкл взглянул на свои — почти полдень.
Время не имело значения. Имела значение Анна. В голове Майкла немного прояснилось, достаточно для того, чтобы понять, как мизерны его шансы найти ее живой. Все изменилось, пустошь переродилась, как змея, сбросившая кожу. Есть ли здесь еще место для Анны? Есть ли хоть малейшая вероятность найти ее?
— Какая к черту разница? — зло произнес он вслух, подобрал нож и вышел на улицу.
Легкий ветер приятно обдувал лицо. Он был горячим, но Майкл все равно радовался ему. Он почувствовал себя живым.
— Анна! — закричал Майкл так громко, как только мог. Это было бесполезно, но что здесь вообще имеет смысл?
— Майкл!
Голос был тихим и почти терялся среди других звуков, но Майкла сразу прошиб пот. Это она! Сомнений не было! Она ответила!
— Анна!
— Майкл, я здесь!
Несмотря на боль во всем теле, он, припадая на левую ногу, побежал туда, откуда доносился крик.
Анна сидела на ступеньке у одного из домов в глубине пуэбло. На нее было больно смотреть: лицо осунулось и стало каким-то серым, почти прозрачным, на бледной коже ярко выделялись темные круги под глазами. Она сидела, обхватив колени руками, и дрожала.
— Привет, — сказал Майкл и сел рядом.
Анна прислонилась к нему, и он обнял ее за плечи. Она плакала, беззвучно и без слез. Майкл покрепче прижал ее к себе и стал покачивать, как расстроенного ребенка. Ее тело было напряжено, будто она в любой момент готова было вскочить и бросится бежать, хотя Майкл сомневался, что у нее хватит на это сил.
«Это шок», — подумал он. — «С ней что-то произошло, и сейчас она в шоке. Шоковое состояние — это очень плохо!».
Он сидел, обняв ее, и терпеливо ждал. Медленно ползли минуты. По небу проплывали облака, ветер поднимал маленькие песчаные смерчи, которые носились между домами, сталкивались и исчезали. Через некоторое время Анна перестала дрожать. Ее прерывистое со всхлипами дыхание становилось все глубже и тише — она засыпала. Майкл сидел и качал ее, глядя вперед невидящими глазами. Голова Анны упала ему на плечо, и тогда он осторожно встал, поднял ее на руки и отнес к машине. Расстелив в просторном багажном отделении одеяла, он переложил Анну на них, а сам сел рядом и стал ждать.
Мысли его путались и все никак не хотели складываться в четкие образы, к которым он привык. В голове, взявшиеся откуда-то из глубин памяти, возникли слова: «Первый день, Майкл. Ты увидишь первый день!». Он не понимал, что это значит, и не знал, откуда взялась эта фраза. Не важно. Все не важно. Хотелось просто сидеть и смотреть вдаль, прислушиваясь к еле различимому дыханию Анны.
Он посмотрел на нее и почувствовал слабый укол под ребрами. Анна выглядела так, как будто из нее вытянули все соки и оставили одну оболочку. Ему стало жалко ее. Она была такой ранимой, беззащитной, и ему вдруг захотелось заботиться о ней и защищать ее. Такое чувство возникает, когда смотришь на маленького ребенка, в его чистые доверчивые глаза, данные ему природой как единственную защиту, и в то же время ее очарование, мягкая женственная красота вкладывала в это чувство ничуть не меньше. «Природа желает соединить нас», — подумал Майкл, — «потому что вдвоем легче выжить, потому что может быть потомство, которое приспособится к пустоши и будет чувствовать себя здесь, как дома. Закон выживания, ничего больше». Он криво усмехнулся. «Бред собачий!».
Когда Анна проснулась, уже почти стемнело. Майкл, задремавший у ее ног, услышал, как она зашевелилась. Он подобрался к ней. Анна открыла глаза.
— Привет, — сказал Майкл.
— Привет, — прошептала она.
— Как ты себя чувствуешь?
Анна медленно села и стала рассеянно потирать плечи.
— Нормально. Что с нами случилось?
— Ты ничего не помнишь?