— Что ты предлагаешь? — спросил Гаучо.
— Я хочу найти эту падаль. Пылаев или клоун, мне по фигу.
— Дантист, этого урода уже месяц ищут сотни ментов. Ими весь Каменск кишит, как старый матрас вшами. А на выходе легавые имеют хрен моржовый. Неужели ты думаешь, что это в состоянии сделать ты? — полюбопытствовал Монгол.
— Но я хотя бы попытаюсь. Это лучше, чем дома яйца греть, — отрезал Дантист, выдержал паузу и бросил оценивающий взгляд на парней, сидевших перед ним.
Монгол, крепкий двадцативосьмилетний парень, еще недавно занимался боксом. После Гунна он считался самым боеспособным членом клуба, но и мозгами умел работать не хуже кулаков. Гаучо — сыщик от бога, великолепный аналитик и дипломат, умеющий втираться в доверие и разруливать самые запутанные конфликты.
— Есть желание — будем работать в группе. Нет — валите по своим делам, я не обижусь. Мне еще сегодня к адвокату Эстета попасть нужно.
«Барсы» молчали, обдумывая предложение.
— Я готов, — после недолгого размышления сказал Монгол. — Хотя это и попахивает авантюрой.
Они уставились на Гаучо. Парень сидел, положив ногу на ногу, и небрежно крутил носком казака с металлической набойкой. Лицо байкера было безмятежным, словно он любовался дивным ландшафтом.
— Гаучо, я неспроста остановил свой выбор на тебе, — тихо сказал Дантист. — У тебя нюх лучше, чем у ищейки. С тобой у нас появится реальный шанс.
— Знаешь, что самое забавное в этой ситуации? Точно такая же мысль пришла мне сегодня в голову, — сказал Гаучо. — Я сам хотел тебе предложить найти урода.
— Ты согласен? — спросил Дантист.
Гаучо улыбнулся краем рта.
— Неужели ты думал, что тебя оставят в одиночестве?
— Не думал, но всякое бывает. Настоящее одиночество, это когда твой труп из морга забрать некому.
— Обещаю, что я не оставлю его для практикующихся студентов, — с серьезным выражением произнес Монгол, и байкеры расхохотались.
— Я тоже не верю, что резню устроил тот ботаник, — заявил Гаучо. — С чего бы у него крышу снесло? Да и слабо ему.
— Нам нужно на время стать цивильными, — сказал Дантист, поймал удивленный взгляд Монгола и закончил: — С мотоциклов придется слезть. Не хрен мозолить глаза. Мы и так у всех на виду. Телега у меня есть, так что без колес не останемся.
— Ну же, детка, приходи в себя.
Катя открыла глаза. Сильно пахло табаком и потом. Откуда-то доносилась музыка.
Наконец ее взгляд сфокусировался на чьем-то ухмыляющемся лице.
— Ну вот, глазки открылись. Уже хорошо, — с удовлетворением отметил мужской голос.
Девушка вздрогнула — она узнала этого человека.
Дядя Паша, блин!
Катя подвигала конечностями, с нарастающим страхом понимая, что не может пошевелить ни руками, ни ногами. Она была крепко связана. Когда первый шок прошел, его затмило жгучее чувство стыда. Девушка оказалась совершенно обнаженной.
— Вы сошли с ума. Немедленно развяжите меня!
Павел лишь улыбнулся.
— Развяжи меня, урод! — взвизгнула Катя и дрыгнула связанными ногами, но уголовник с легкостью уклонился от удара.
— Ты можешь кричать сколько влезет. Я включил внизу радио на всю катушку. Тебе нравится шансон, детка?
— Сволочь, — процедила Катя, набрала в легкие воздух и закричала: — Помогите!
Павел все с той же улыбкой нанес ей короткий, но сильный удар в солнечное сплетение. Крик перешел в захлебывающийся кашель. Катя выпучила глаза и начала задыхаться.
Мужчина резко, словно куклу, встряхнул ее.
— Очнись, дура. Будешь орать — только глотку сорвешь и пить захочешь. А я еще по-думаю, давать тебе водички или нет.
Катя покорно легла на смятую постель, но как только Павел чуть отвернулся, резко бросилась на него и вцепилась зубами в правую ладонь, на тыльной стороне которой синела выцветшая татуировка.
— Тварь такая! — взревел Павел, вскакивая на ноги.
Зубы Кати содрали кожу на его руке, и он с размаху влепил ей пощечину. Ее голова безвольно мотнулась, но Павел не успокоился и дважды ударил девушку в печень.
Это оказалось особенно больно. Катя хватала ртом воздух, ее глаза стали мокрыми от слез. Во имя всего святого, за что?!
Павел облизнул кровоточащую ладонь и покачал головой.
— Чуть палец не отхватила, звереныш. Еще раз пасть откроешь, я тебе зубы все выбью. Усекла? — Он закопошился в своей потертой джинсовой куртке, выудил из внутреннего кармана наручники. — Гляди, чего у меня есть, племянница, — пропыхтел он, сковывая руки девушки. — Хотя какая ты мне племянница. Так, кошка помойная.
Катя едва сдерживала рыдания. Боже, что он собирается с ней делать? Неужели все это ради дома, в котором она живет?
Между тем Павел обвил цепочку наручников веревкой, которую крепко привязал к изголовью кровати. После этого садист подвинул кресло и с наслаждением опустился в него.
— Успокоилась? — Он промокнул ранку на ладони несвежим платком.
Катя с ненавистью смотрела на своего мучителя.
— Не будь такой злопамятной. Я ведь предлагал тебе решить вопрос по-хорошему, а ты начала коготки показывать, — проговорил Павел. — Нехорошо.
Взгляд мужчины остановился на судорожно вздымавшейся груди девушки, и его глаза плотоядно блеснули. Катя заметила это, и теперь ей стало по-настоящему страшно. Мысли о том, что может сотворить с ней, совершенно беспомощной, этот мерзко пахнущий уголовник, приводили ее в животный ужас. Даже страх перед Олегом куда-то мгновенно улетучился. Теперь весь окружающий мир был сосредоточен в этом похотливом уроде. Она до боли закусила губу. Он не должен видеть страх в ее глазах.
— Ты соображаешь, что сделал? — как можно спокойнее произнесла Катя. — Ты сядешь в тюрьму. Снова. На этот раз надолго.
Павел засмеялся, обнажая испорченные зубы.
— Не тебе меня сажать, тем более определять сроки.
— Это будет очень скоро, поверь. Если у тебя осталось хоть немного ума, расстегни наручники и убирайся, — сказала Катя.
Глаза уголовника сверкнули. Он взвился пружиной, подскочил к Кате.
— Никогда мне не приказывай! — прошипел Павел, схватив девушку за нос.
Лицо его сделалось багровым от злости. Катя вскрикнула, звук получился гундосым.
— Двадцать лет слушаю ваши долбаные приказы. Поди туда, встань сюда, подай то, принеси это, — продолжал шипеть мужчина.
Видя, что Катя затихла, он разжал пальцы, удовлетворенно хмыкнул и потянулся к наполовину опустошенной бутылке водки, которая стояла на столе.
«Значит, он здесь давно, — подумала Катя. — Собственно, какая разница! Он ждал меня, а я, глупая растяпа, так вот просто попалась в ловушку. Как муха в паутину. У себя дома!»
Отхлебнув прямо из горлышка, Павел рыгнул и с видом сытого кота уставился на Катю.
Девушка вспомнила про Милу.
— Ко мне скоро придут. Что ты будешь делать? Тоже свяжешь, разденешь и начнешь избивать?
Мужчина извлек из кармана пачку сигарет и ловким щелчком выбил оттуда одну.
— Не гони, детка. Никто сюда не придет. Я тебя пробил по всем каналам. Подружек у тебя нет, ухажеров тоже. Один другого обкорнал, как кочерыжку, и в бега пустился. Есть, правда, Мила, эта слепая курица, которая все время трется здесь, но она нам не помеха. Я всегда поражался, что общего у моей сестры с этой поварихой. — Он прикурил сигарету и жадно затянулся.
Катя похолодела. А ведь негодяй прав. В лучшем случае о ней вспомнят через пару недель, когда начнутся занятия в институте. А Миле он попросту не откроет дверь. Или пустит ее, и тогда она окажется рядом с Катей.
— Ладно, — превозмогая отвращение, сказала она. — Что тебе нужно?
Павел искоса посмотрел на ее длинные ноги, и девушка непроизвольно подтянула их.
— Я хочу хорошо провести время, — сказал он, снова затягиваясь.
Казалось, разговор доставлял ему неподдельное удовольствие, но у Кати от этих слов мороз пошел по коже.
— Тебе нужен этот дом? — спросила она.
— Допустим, — обронил Павел.
Катя была сбита с толку. Что значит «допустим»? Поменялись правила игры?
После короткой паузы он разогнал дым рукой, зевнул и проговорил:
— Да, мне нужен этот дом.
— Хорошо. Что ты хочешь? Чтобы я подписала дарственную или оформила на кого-то доверенность по распоряжению домом?
Павел небрежно стряхнул пепел прямо на ковер, и Катя неожиданно испытала огромное желание разорвать мерзавца на части. Она не могла себе объяснить, но почему-то этот пепел на ковре взбесил ее куда больше, нежели тот факт, что она, совершенно голая, пристегнута наручниками к собственной кровати.
— Ну?
Бывший зэк затушил сигарету прямо об стол.
— Ты мне предлагаешь какую-то доверенность или дарственную?
— Если ты хочешь, чтобы все было по закону, то…
— Я не нуждаюсь в подачках, — прервал ее Павел, заложил руки за голову и с наглой ухмылкой поглядел на замершую девушку. — Я просто получу то, что мне принадлежит, без твоих вшивых дарственных.
