Шелли протягивал руку ко мне. Его рука не хотела меня. Она не хотела меня.
МЭРИИИ!
Я сидела, прижавшись коленями к груди, заткнув уши. Я увидела, как Байрон подошел к скрипящей калитке и схватил Клер — он тащил ее за волосы, волочил в центр комнаты.
Теперь три руки соединились на Черепе Черного монаха, одна над другой, словно вот-вот должна была прозвучать какая-то ужасная клятва.
Мой взгляд был совершенно пуст. Глаза широко открыты, но ничего не видели, все было в дымке. Я смотрела, как во сне на происходящее колдовство со странным, бесстрастным, отстраненным чувством ужаса.
Все это зрелище было в красных красках, кроваво-красных, как кирпич в огне. Это был черный шабаш, пир обнаженной плоти, дьявольская месса, оргия проклятых.
— Мэри! — Шелли пытался перекричать гром, прорывавшийся сквозь крыши склепа. — Если ты не присоединишься к нам сейчас, мы все погибнем! — Раздался сухой звук, его эхо болью отозвалось у меня в висках. — ВСЕ ПОГИБНЕМ! ВСЕ ПОГИБНЕМ!
Я оглянулась вокруг.
Я присоединюсь к вам, подумала я, да, я присоединюсь к вам. Я встала.
Я шла очень медленно, босиком, к их обществу и смотрела на них сверху вниз.
Глаза Байрона были плотно закрыты. Шелли тоже. Голова Клер скрывалась под копной спутанных черных волос… Они нежно раскачивались, пытаясь освободить свои головы от всяких мыслей. Опустошить себя до конца, оставить лишь первобытные дикие инстинкты. Смыть с себя последние остатки греха, вины и ужаса — удалить даже признаки греховных желаний, какого бы то ни было существа, вампира, монстра…
Байрон открыл глаза и увидел меня. Увидел мою руку, протянутую над головой, и обомлел. Он увидел искаженную гримасу на моем лице и обломок камня, который я держала на весу.
— НЕ-Е-Е-Е-Т!
Они отдернули свои руки от Черепа и в тот же самый момент камень с грохотом упал на оскаленный Череп, разбив его вдребезги. Все участники этого зрелища просто окаменели от ужаса, дохнувшего на них осколками, разлетевшимися от Черепа. Шелли невольно вскрикнул, но я не сдвинулась с места. Байрон пристально уставился на меня своим пустым зловещим взглядом.
В который раз помещение склепа мелко завибрировало — наверху опять раздался ужасающий раскат грома, готовый своей силой разбить виллу Диодати.
В этот момент факел мелко задрожал, рассыпав облачко искр вокруг себя. Огонь факела стал тусклее. Тени, находившиеся до сего момента на периферии склепа, стали ближе. Одна из теней медленно отделилась от своих сестер и двинулась к нам. Раздался пронзительный крик.
Мы оглянулись на Клер. Она каталась по земле, забившись в припадке. ЧТО ЭТО С НЕЙ?
Байрон отпрянул назад и ударился спиной о каменную стену, упал на остатки сломанного гроба. Его голая кожа соприкоснулась с останками трупа.
Пронзительный крик Клер потонул в шуме ветра. Она лежала спокойная, безжизненная, обнаженная, в грязи.
Ветер ослеплял меня, ударял в лицо, как песчаная буря, слезы катились по моим щекам. Я смотрела на Байрона, корчившегося от боли на мертвых останках. Он убил ее. Его игра, его план, его последняя шутка. Мы были в гостях у Смерти. Он убил ее. Он убил всех нас.
Мои грязные пальцы шарили в куче осколков Черепа. Был единственный способ остановить это. Единственный способ остановить ужас. Он был ужасом для всех нас.
Шаря между обломками Черепа, я обнаружила длинную изогнутую кость, шедшую ото лба к затылку. Она превратилась в нож в моих пальцах. Обжигающий ветер придал мне силы.
Я подняла его, как кинжал, и двинулась к Байрону. Мне хотелось вонзить кость в его глаза, горло. Вырезать его черное сердце.
Я заорала, призывая на помощь силу, и крепко сжала кость в своей руке. Его тело лежало спокойно, готовое для жертвоприношения. Его голая грудь медленно вздымалась и опускалась, покрытая красным потом, словно кровью. Он находился в полусознании и дрожал в горячке. Он вывихнул лодыжку и стонал. На губах запеклась кровь. Его глаза были закрыты. Он даже не почувствует боли. Я размахнулась.
— Нет! — заверещал Шелли. Я остановилась. Кость дрожала у меня в руке.
Шелли закрывал мою цель своим телом, как щитом. Его собственная обнаженная жилистая грудь защищала красивое тело Байрона, его собственная обнаженная кожа прижалась к коже друга, его дыхание было прерывистым и неровным, из-под грязи отчетливо выделялись ребра. Он не двигался. Он принял бы удар на себя первым.
Я посмотрела ему в глаза. Эти огромные синие, жалобные глаза пылали чувством. Они были полны энергии, страсти, желания, но не меня, я поняла, что больше не была желанна.
— Нет, Мэри, нет… — сказал он дрожащим голосом. Губы его трепетали.
Я застыла, как статуя.
Байрон застонал. Шелли медленно повернулся ко мне спиной и легонько приподнял друга. Байрон с закрытыми глазами сомкнул свои руки вокруг спины Шелли. Байрон дрожал от боли. Они обнялись. Байрон напоминал Христа, снятого с креста. Я неподвижно наблюдала за тем, как Шелли нежно гладил лицо Байрона и крепко целовал его в губы. В нем не было ни капли стыда.
Я разжала руки и кость упала на пол. Она разбилась, превратилась в осколки.
Байрон застонал громче, попытался потереть свою хромую ногу, возможно, он сломал ее. Лицо его было искажено агонией и покрыто крупными капельками пота.
Внимание Шелли теперь было полностью поглощено его любовником. Он засунул свои пальцы под ремешки и попытался освободить больную ногу от тяжелого медицинского ботинка.
Он взглянул на меня, когда медленно освобождал ногу. Как? Скажи правду, Элб! — Он Сатана! давай, покажи им свое…
Когда ботинок был удален, я с отвращением увидела, что нога Байрона была очень тонка ближе к лодыжке, как бы в результате сильного похудения: икроножной мышцы почти не было, вместо нее несколько отвратительных сухожилий перемежались с расширенными варикозом венами. Лодыжка переходила в роговую субстанцию, как ноготь, которая была расщеплена на два огромных безобразных пальца. Я смотрела на РАЗДВОЕННОЕ КОПЫТО.
Я закричала.
Я развернулась и побежала, как летучая мышь из ада, я тронулась рассудком от ужаса, охватившего меня. Я столкнулась нос к носу с трупом, который упал прямо на дверной проход, выпав из своей ниши, он зашуршал, как огромная марионетка, когда я врезалась в него. Его руки сомкнулись вокруг меня, заворачивая меня в одеяло из паутины и сотен пауков. Его волосы представляли собой прозрачную ауру, остатки бумажной кожи все еще свисали с его щек. Огромные челюсти застыли в ужасной, мертвой улыбке. В секунду я прорвалась сквозь эти мерзкие останки. Мой уход скрыт саванами. Хрустящие кости преграждали мне путь, черепа падали мне на голову, прижимаясь к моим губам, шепча что-то мне в уши.