Гера не выпускал из рук гитару – по просьбе Адмирала одну за другой исполнял песни из родимого «дворового» репертуара. Десантник слушал его с видимым удовольствием, иногда и сам начинал подпевать, но тут же умолкал – у Геры получалось намного душещипательнее.
Остальные подтаскивали, по мере необходимости, дрова, суетились вокруг импровизированного стола. Шашлыком занимался исключительно Митлз. Куски свинины были крупные, ровные, между ними обязательно надевались сочные кружки репчатого лука и на каждый шампур – не меньше двух светло-красных помидоров.
Первую партию шашлыка сметали с жадностью, словно до этого во рту не было ни крошки. Пока готовилась вторая, полезли в реку. Митлз и Адмирал, втихаря от других, стащили из сумки бутылку вина, уплыли за поворот вниз по течению и там, стоя в воде по грудь, распили ее из горлышка.
Довольные и заметно опьяневшие, они вернулись по берегу к костру с пустой бутылкой в руках и признались друзьям в проделке, за что те вчетвером набросились на них и принялись сталкивать в реку. В результате все вновь полезли купаться. И только Шурик, который до сих пор не снял с себя одежду, успел увернуться от цепляющегося Митлза, прежде чем тот шлепнулся в воду.
Шашлык чуть не превратился в угли, и Шурик поспешил снять шампура. Присев на корточки, он выбрал шампур с наименее подгоревшими кусочками, и нацелился на самый из них аппетитный.
Но вместо куска свинины, во рту у Шурика оказалось острое, порезавшее губы, лезвие ножа.
– Вякнишь – проглотишь перышко! – не оставляя надежд на компромисс, пригрозил Петляев. – Теперь встать, и, не рыпаясь – за мной! – Кончик ножа уперся в небо. Шурик зажал зубами лезвие, и почувствовал вкус собственной крови. Стало по-настоящему страшно, и он подчинился.
* * *
Избиение пленника началось, как только Петляев завел его за поворот реки, откуда не слышно было шума купающейся компании. После первого же пропущенного удара в солнечное сплетение у Шурика не осталось сил ни для сопротивления, ни для бегства. Он сдался и готов был еще хоть десять раз дать обещание провести и показать, где находится проклятый тайник, только бы его прекратили бить. Но Петляев не унимался и продолжал наносить жестокие удары в грудь, по ребрам, по защищающим окровавленное лицо, пальцам.
– Хватит, хватит! – наконец не выдержала и заступилась за стонущего парня Катя.
Петляев отбросил ее от себя. Катя упала, а он, с криком:
– Замолкни, тля! Тебя никто не спрашивает! – с размаху врезал ей мыском ботинка по бедру.
Схватившись за ногу, девушка жалобно заскулила. Петляев снова обернулся к Шурику, но теперь его остановила Ирина.
– Хорош, Петля. У нас не так много времени, – сказала она нетерпеливо. – Свяжи ему руки и пойдем быстрее.
– Чем связать-то?
– Коротышка, снимай-ка с брюк ремень! – приказала Ирина.
– А как же я пойду? – спросила та сквозь слезы, однако покорно взялась за пряжку.
– Как хочешь. И кончай здесь пищать!
Петляев перетянул ремнем запястье правой руки безвольного, шмыгающего носом, Шурика.
– Держи, – он передал другой конец ремня Ирине. – Будешь его как шавку на поводке вести.
– Черт! – Ирина поморщилась, глядя на лицо Шурика. – На него же смотреть страшно. Как мы в монастырь пройдем?
– Ничего, – успокоил Петляев, – в роднике святой водичкой кровянку смоет.
И они повели пленника по направлению к Гефсиманскому саду.
* * *
Катя еще немного посидела на земле, затем поднялась и, придерживая брюки, пошла вслед за ними. Глаза застилали слезы. Петляева она ненавидела. Шурика жалела, но себя жалела еще больше.
«Когда Петля ударил меня, Ирина даже слова ему не сказала! – всхлипывая, думала Катя. – Как будто я ей никто. Как будто этот зэк для нее что-нибудь значит. Как будто я не заслужила ее любви!»
Она ускорила шаг, чтобы догнать Ирину, Петляева и Шурика, которые, дойдя до скита патриарха Никона, свернули на дорожку, ведущую к роднику. Заболела нога в том месте, куда ткнулся ботинок Петляева.
«Как же сильно этот садист избил Шурика! – представила Катя и даже поморщилась. – А что они собираются сделать с ним после? Отпустят или…»
– Коротышка! – раздалось сзади. Катя обернулась и увидела перед собой девчонку, в зеленой юбке и легкой белой кофточке, ту самую, которая вчера на танцах первая бросилась к раненому Шурику.
– Ты моего брата Олега, то есть Лексия не видела? – спросила Настя.
– Видела. Он там, дальше по речке.
– Спасибо, – кивнула Настя.
– Подожди секундочку, – остановила ее Катя. Она немного замялась, потом выпалила одним махом, – В общем, так: скажи своему брату и его друзьям, что Шурика выкрал Петлюра. Он очень сильно избил его. Ужасно! И ведет сейчас к какому-то тайнику в монастыре. Петля может убить его. Зарезать! Пусть они поторопятся спасти его.
С каждым ее словом глаза Насти становились все больше, а губы дрожали все сильнее.
– Коротышка, ты меня не обманываешь? Ведь правда не обманываешь? – крикнула она и поднесла к ее лицу сжатые кулачки.
– Не вру, клянусь. Они только что прошли по этой дороге к роднику. Если побежишь, ты их догонишь. Но с Петлей тебе не справиться – он настоящий зверь. Лучше поторопись к своим.
– Все, я бегу, бегу! – поверила Настя и сломя голову кинулась бежать в указанном Катей направлении.
10 июля 1977 года. Любимое место
Как выбираешь ты минуты!
Как драгоценные цветы!
Я и не жду, но почему-то
который сон приходишь ты…
Настя остановилась и, часто-часто хватая ртом воздух, опустилась на колени. От быстрого бега кололо в боку. По лицу стекал пот, шрамик на щеке побелел. Чтобы сделать последние несколько шагов, необходимо было хоть немного перевести дух. Между ней и рекой за кустами ивняка кто-то продолжал петь под гитару:
Когда особенно устану,
когда озлюсь на вся и всех —
глубокой ночью, утром рано
я слышу твой негромкий смех…
Слова были знакомы, хотя песню она слышала впервые. Настя вдруг поняла, что знает наизусть следующий куплет. Эти стихи ей прислали в письме без подписи и без обратного адреса. Это должен был быть Андрей!
Она вскочила и ринулась сквозь кусты. Запуталась в тонких переплетенных ветках, упала, поднялась и из последних сил, с криком: «Андрюша!» – выдралась на свободное пространство, на желтый рассыпчатый песок.
– Настенька! – прервав песню и отложив гитару, поднялся ей навстречу, радостно заулыбавшийся, Гера Солдатов. Но тут же сел обратно на свое место – ноги уже не держали.
Рядом с ним Настя увидела лежащего на спине и раскинувшего руки парня в очках. Не сразу она узнала в нем Митлза. Громко отфыркиваясь, из реки на берег выбрался Адмирал. Настя прыгнула к нему.
