ходу.
– Боже спаси!
– Что это?
Они замешкались всего на мгновение, но этого хватило, чтобы у Энн появилась возможность улизнуть без столкновения. Так она думала, пока не услышала сзади щелчок снимаемого с предохранителя пистолета, а затем выстрел.
Спину обожгло огнем.
Второй выстрел попал в Эда и не задел ее.
Третий впился в заднюю лапу, вызвав яростный рык. Она упала, тело Эда чудом удержалось на спине, затем поднялась и похромала дальше.
Дверь уже была в метре от нее, как четвертый выстрел прошил шею, она ощутила, как собственная кровь хлынула в глотку.
Энн навалилась на дверь, практически не держась на лапах, и пулей вылетела из проема. Выход был лишь один. Оттолкнувшись, она прыгнула со скалы в поросшее густым лесом ущелье под замком. Сзади раздавались крики полицейских.
Во время прыжка тело Эдгара свалилось со спины и полетело вниз, задевая кроны деревьев, ломая ветки и устремляясь все ближе к земле. Энн затормозила свое падение, схватившись когтями за ствол ели и прыгнув в каменную нишу под скалой. Лучи фонарей жадно облизывали лес и камень, но она была скрыта от них. Упав на бок, Энн наконец в полной мере ощутила ранения. Меховые бока ходили ходуном, она напряглась и почувствовала, как сплющенный кусок металла в ране болезненно скользит к поверхности в шее. Пуля звякнула о камень и упала в долину. Энн задышала свободнее. От трех остальных она избавилась тем же образом: это было похоже на то, как человек тужится, напрягая все мышцы, чтобы поднять штангу больше своей нормы.
«Эд!»
Кинских наплевала, что ее могут заметить, и сиганула вниз, в долину. Вскоре она нашла тело напарника и снова взвалила на спину, а затем не спеша потрусила к машине. Слезы, текущие из волчьих глаз, промочили шерсть на морде и начали капать на тропу. Показался выход из леса, за которым как раз находилась парковка с несколькими машинами.
Энн пошатнулась и упала на землю, чтобы через пару секунд привстать уже на руках. Сверху придавило тело Эдгара. Кинских заплакала, перекатывая его с себя. Если бы только она поехала с ним или отговаривала убедительней, он остался бы жив. Она не могла осознать, что Эд, ее импульсивный напарник, уже никогда не скажет «привет», не улыбнется широкой улыбкой, не подставит россыпь веснушек солнцу.
Кинских почувствовала, что начала задыхаться. Она схватилась за горло и хватала ртом воздух, но он словно не доходил до легких. Энн ударила себя по щекам, отрезвляя, и паника отступила.
Машину она не закрыла и ключи с собой не взяла, словно предчувствовала, что могло случиться нечто плохое и пришлось бы превращаться. Энн быстро юркнула на заднее сиденье, ища длинную рубашку, которую оставила там пару дней назад. Родовое кольцо больно сдавило указательный палец, но Кинских так привыкла его носить, что и не подумала снять, словно оно было частью ее тела.
Энн вернулась за телом. Приподняв Эдгара за плечи, просунула ладони под мышки и, сцепив пальцы в замок на груди, поволокла к стоянке, пятясь как рак. Голова напарника на сломанной шее качалась из стороны в сторону, и было в этом столько неправильного…
«Он не должен был умереть. Не должен!»
У Энн перед глазами снова предстала та сцена, где незнакомец взмахивает рукой, сворачивая шею Эдгару. Она вспомнила его желтые глаза с кошачьим зрачком, будто бы он играл в демонической постановке. Возможно, незнакомец и был демоном, Кинских вспомнила услышанное имя – Роули.
Энн подтянула тело напарника к машине и бережно уложила на дно багажника, что, конечно, было глупо, учитывая, как до этого Эд упал с тридцатиметровой скалы.
Возвращение в Прагу прошло словно в тумане: сцена с убийством напарника крутилась в голове, словно ретро-пластинка. Она ехала на строго разрешенной скорости, боясь привлечь к себе внимание полиции. Пальцы на руле подрагивали, дорога перед глазами периодически расплывалась, пропадая за слезами, в горле стояла горечь. Одна мысль преследовала ее все время с момента смерти Эда. Увидев, как сломалась его шея в часовне, Энн подумала о том, чтобы попросить Карла превратить Эдгара в себе подобного. Вот только возможно ли такое превращение, когда человек уже какое-то время мертв?
Кинских включила телефон, проигнорировала поток сообщений и пропущенных звонков от незнакомого абонента и мистера Рота. Авто подпрыгнуло на подъеме, тело Эдгара глухо ударилось в багажнике. Энн крепче сжала руки на руле, ее плечи тяжело опустились, словно на них давила будущая надгробная плита с сегодняшней выбитой датой. Она решительно нажала «позвонить» на мобильном и через секунду отменила вызов.
Энн скрежетала зубами, думая о том, что вдруг бы Эд не хотел такой жизни? Мучиться жаждой, пить кровь, жить вечно. Она понимала, как глупы будут просьбы, если Карл откажет или если уже поздно. Эд погиб из-за нее, и она должна это исправить. Возможно, из-за Кинских он будет страдать еще больше. Энн не вправе решать, жить ему в облике упыря или нет.
«Так может быть, обратить его и предоставить выбор?»
Рука потянулась к телефону и снова нажала на вызов. Спустя несколько длинных гудков, Энн ответили.
– Смею надеяться, вы объясните, почему игнорировали наше общество этой ночью, – прозвучал из динамика оскорбленно высокомерный голос.
Энн сглотнула, желая прогнать горечь в горле, и затравленно спросила:
– Вы могли бы воскресить близкого мне человека, который умер час назад?
В трубке послышалось отдаленное фырканье, а Карл тут же ответил:
– Даже если бы мог, не стал бы. Вы не понимаете, о чем просите.
Кинских стиснула челюсти, глотая ругательства.
– Понимаю! Я дам ему выбор, если он не захочет остаться в обличье упыря…
– Вынужден вам отказать, – он помолчал и добавил: – Анета, вы не вправе давать кому-то выбор. Не играйте в Бога. Следующей ночью вы должны быть с нами!
– Но…
– Доброй ночи, графиня.
Кинских остановила машину на обочине и заплакала громко, навзрыд. Она кричала и кричала, выпуская всю скорбь, всю злость, всю беспомощность. Внутренности жгло и крутило, ей казалось, что внутри все умерло и сгнило, и она сама теперь лишь живой мертвец, не понимающий, как существовать дальше.
Сколько она так просидела, Энн не знала, но, когда отняла ладони от мокрого лица, небо за верхушками деревьев начало светлеть. Машина стояла на дорожном съезде для дальнобойщиков в ближайшем к Праге лесу. Кинских вышла из «Ягуара» и осмотрелась, желая убедиться в отсутствии посторонних глаз и камер.
Рассветная прохлада забиралась под рубашку-платье, едва прикрывающую колени. Босые ноги покрылись мурашками. Энн вернулась в машину и сдала назад,
