Кэрри - Кинг Стивен

Из газеты «Льюистон дейли сан», воскресенье,

7 сентября (стр. 3):

Чемберлен и ночь выпускного бала – теперь уже история. Во все века мудрецы утверждали, что время лечит любые раны, но рана, нанесенная этому маленькому городку на западе штата Мэн, возможно, окажется смертельной. В восточной части города по-прежнему стоят в тени двухсотлетних дубов жилые дома, старинные постройки на Морин-стрит и Брикъярд-Хилл по-прежнему аккуратны и ухожены. Но вся эта новоанглийская пасторальность лишь окаймляет выжженный дочерна и разрушенный центр города, и даже в не тронутых огнем районах на лужайках у многих домов стоят таблички «ПРОДАЕТСЯ». А там, где еще живут люди, на парадных дверях висят черные венки. Желтые и оранжевые грузовики фирм «Элайд» и «Ю-Хол», занимающихся перевозкой мебели, стали в Чемберлене привычным зрелищем.

Главное промышленное предприятие города, «Чемберлен Миллс энд Вивинг», огонь, бушевавший вокруг те два дня в мае, не тронул, но с 4 июля фабрика работает в одну смену, и, по словам президента компании Уильяма А. Чемблиса, сокращение объема производства скорее всего будет продолжаться. «У нас есть заказы, – сказал Чемблис, – но фабрика не может работать без людей. Нам не хватает рабочих. Только с 15 августа я получил 34 заявления об уходе. Нам остается только закрыть красильный цех и передать заказы другим предприятиям. Жаль увольнять оттуда остальных рабочих, но теперь это становится уже вопросом финансового выживания компании».

Роджер Фирон прожил в Чемберлене двадцать два года и восемнадцать из них проработал на фабрике. За это время он вырос от грузчика, зарабатывавшего семьдесят три цента в час, до мастера красильного цеха, однако возможная потеря работы его, похоже, почти не трогает. «Я, конечно, потеряю очень неплохой заработок, – сказал Фирон, – и в общем-то нам будет нелегко. Но мы с женой уже все обговорили. Мы можем продать дом – тысяч двадцать он стоит – и, хотя нам едва ли удастся выручить за него даже полцены, мы скорее всего на это решимся. Уже не важно. Мы не хотим больше жить в Чемберлене. Называйте это как хотите, но оставаться тут мы уже не можем».

И Фирон такой не один. Хьюберт Келли, владелец кафе, называвшегося «Келли фрут компани», до того как в «ночь выпускного бала» его сровняло с землей, не собирается отстраиваться заново. «Ребятишек этих уже нет, – говорит он, пожимая плечами. – Если я откроюсь, тут будет слишком много призраков. Видимо, я получу страховку и уеду в Сент-Питерсберг. На покой».

Неделю спустя после того, как в 1954-м над Вестоувером пронесся, сея смерть и разрушения, смерч, в городе уже слышался стук молотков, в воздухе пахло свежей древесиной и жители были преисполнены оптимизма. Этой осенью ничего подобного в Чемберлене нет. Главную улицу очистили от завалов, но это, пожалуй, и все. На лицах людей читается отчаяние и безнадежность. Мужчины молча пьют пиво во «Фрэнкс бар» на углу Салливан-стрит, женщины обмениваются на задних дворах своих участков горестными рассказами о тяжких утратах. Чемберлен был объявлен зоной национального бедствия, правительство выделило деньги, чтобы помочь городу встать на ноги и отстроить деловые кварталы, но последние четыре месяца дела в Чемберлене шли хорошо лишь у похоронных контор.

Четыреста сорок человек погибли, и еще восемнадцать по-прежнему не обнаружены. Шестьдесят семь человек из числа погибших были выпускниками Ювинской средней школы. Возможно, именно это больше, чем все остальное, лишило Чемберлен воли к жизни.

Их хоронили 1 и 2 июня в ходе трех массовых церемоний. Мемориальная служба состоялась 3 июня на городской площади, и это была самая трогательная служба из всех, что мне в качестве репортера доводилось видеть. Собрались тысячи людей, и, когда школьный оркестр, в котором из пятидесяти шести участников осталось в живых только сорок, исполнял гимн школы, вся площадь замерла в скорбном молчании.

Спустя неделю в соседней Моттонской академии состоялась строгая церемония вручения дипломов, но присутствовало лишь пятьдесят два оставшихся в живых выпускника. Выступавший от имени всего выпуска Генри Стампел разрыдался и даже не закончил речь. Никаких вечеринок в честь окончания школы не было: старшеклассники получили дипломы и разъехались по домам.

Шло лето, но, что ни день, в обломках находили тела погибших, и по улицам вновь двигались катафалки. Для многих жителей города как будто снова и снова сдиралась корка с едва зажившей болезненной раны.

Если вы, среди большого числа других любопытствующих, были в Чемберлене этим летом, вы сами видели город, дух которого поражен раковой опухолью. Потерянные, опустошенные люди время от времени заходят в протестантскую церковь и бесцельно бродят по проходам. Храм конгрегационалистов на Карлин-стрит уничтожен огнем, но кирпичная католическая церковь на Элм-стрит все еще стоит, и ухоженный храм методистов в конце Мэн-стрит, хотя и опаленный пожарищем, тоже действует. Однако прихожан мало. Старики по-прежнему сидят на скамьях на площади у мэрии, но ни шашки, ни даже разговоры почти ни у кого не вызывают интереса.

Общее впечатление складывается такое, будто город собрался умирать. Сейчас мало сказать, что Чемберлен никогда не будет прежним. Правильнее было бы сказать, что Чемберлена просто уже не будет.

Из письма директора школы Генри Грэйла от 9 июня региональному управляющему по делам школ:

…чувствую, что не могу уже занимать этот пост, поскольку осознаю, что, будь я немного более прозорлив, трагедию можно было бы предотвратить. Прошу, если это не вызовет у вашего управления возражений административного характера, принять мою отставку с 1 июля…

Из письма инструктора по физической подготовке Роды Дежардин от 11 июня директору школы Генри Грэйлу:

…возвращаю Вам контракт в такое время. Чувствую, что просто не в состоянии больше преподавать. Иногда я целыми ночами лежу и думаю: «Если бы я только постаралась ее понять, помогла бы ей, если бы, если бы…»

Надпись на площадке, где стоял дом Уайтов: