Вглядываясь в знакомый пейзаж, который она нарисовала семнадцать лет назад, Жас кивнула. И в ее наброске, и на рисунке Тео было изображено в точности то же самое.
Но если рассуждать логически, что в этом странного?
Тео вырос на острове. Гулял по берегу, бродил по тропинкам. Рисовал скалы. А Жас увидела рисунок в его альбоме. Случайно, даже не осознав этого. Ведь ей все объяснили еще много лет назад. Нет причины снова терзаться тем же вопросом. Информация в письме – гораздо важнее. Ради нее она проделала весь этот путь. Ради нее она отвергла советы Малахая и отправилась на Джерси: чтобы найти подтверждение того, что кельтские друиды из мифов – не выдумка.
– Что такое Логово Люцифера? Имеешь представление? – спросила Жас.
Тео покачал головой.
– Здесь ни одно место не носит такого названия, точно нет. А в письме отсутствуют подсказки. Дедушка предположил, что письмо содержит код. И пытался дешифровать его. Да и я тоже. Бесполезно.
– Я читала, что на острове обнаружены далеко не все пещеры.
– Не все. Но проблема в том, что скалы подвергаются выветриванию, и это приводит к обвалам. Нет никакой уверенности в том, что Логово Люцифера по-прежнему существует. Ведь письму больше ста пятидесяти лет.
– Может, пока просто не нашли? Если не знаешь, что искать, то пройдешь в двух шагах и не заметишь…
– Вполне вероятно. Но откуда начинать поиск?
– Сколько на острове пещер?
– Многие сотни. И не во все можно попасть постоянно. Вход в некоторые обнажается только во время отлива. Другие, вероятно, были доступны в середине девятнадцатого века, а сейчас оказались полностью затоплены.
– Что же делать?
Она приехала сюда в надежде на чудо, а сейчас испытала желание отступить, еще не начав поиски.
Всю свою взрослую жизнь Жас провела в погоне за мифами. Может быть, она просто бездарно тратит время? Робби однажды спросил: действительно ли жизнь в древние эпохи так важна для нее – или это всего лишь отчаянный способ убежать от собственного настоящего, спрятавшись в чужом прошлом?
Она так и не ответила ему.
– Мой дедушка всегда говорил: проблема неразрешима ровно до тех пор, пока не придумаешь, как ее решить. Ты проделала долгий путь, чтобы помочь мне, Жас. Не опускай руки.
6 октября 1855 года.
Джерси, Нормандские острова, Великобритания
Мы вшестером разместились вокруг стола. Мерцали свечи; их пламя металось, играло в хрустале, рождало беспокойные тени. К сегодняшнему дню мы провели сто тридцать сеансов; нам отвечали духи таких колоссов, как Данте, Шекспир и Иисус Христос. Но моя возлюбленная дочь говорила с нами всего один раз.
Начало сеанса, который мы собрались проводить тем октябрьским вечером, ничем не отличалось от предыдущих: мы спросили, кто нам явился.
Я в молчании возносил молитвы, уповая, что на призыв ответит Дидин.
Прошло несколько секунд, и вот уже ножки маленького табурета начали выстукивать ответ. Глухие звуки создавали ритмический рисунок, и Франсуа-Виктор тщательно записывал его. Но мне не требовалось дожидаться, пока услышанное преобразуется в буквы: в моем мозгу ясно звучал голос.
Я здесь. Призрак, – слышал я слова, а стук уже доносил до меня имя, коего я страшился. Призрак Гробницы.
Мое сердце забилось, дыхание перехватило. Этот дух не появлялся с той самой ночи, недели назад, когда пропала маленькая Лили.
– Что привело тебя сюда? – спросил мой сын Шарль.
Дух молчал. Мы ждали, и я подумал, что ожидание затянулось.
– Чего ты хочешь? – вырвалось у меня.
Искушение… соблазн… моя сила.
Франсуа-Виктор быстро строчил в блокноте, но я не нуждался в записях.
Знание… мой… дар.
Супруга и дочь явно скучали, сыновья тоже почти не проявляли интереса. Я удивился, что моя собственная семья как будто пресытилась этими изумительными откровениями, снисходящими к нам из темной бесконечной бездны. Наши гости, которым прежде довелось побывать всего на одном сеансе, смотрели и слушали с любопытством. На них заметно произвело впечатление то, свидетелем чего они оказались.
Быть не таким, как все…
Я закрыл глаза, чтобы голос в голове звучал яснее.
…непростая задача… духовенство… разрушает… благо. Разрушает меня и мое учение. Но ведь ты готов постигать, готов?
– Да, – прошептал я, уверенный, что дух обращается прямо ко мне.
И ты постигнешь. Я передам тебе свою мудрость.
– Мудрость? – переспросил я.
Тишина.
– Дух, ты все еще здесь? – спросил сын, когда в молчании прошло полминуты.
Ни движения.
Он повторил:
– Ты здесь?
Ваза на каминной полке зашаталась и упала, разбившись вдребезги. Вода разлилась, цветы рассыпались на полу около очага. Странный запах – запах серы? – наполнил комнату.
– Что за мерзкая вонь! – воскликнула супруга и выскочила из комнаты, сердито окликая служанку. – Воду в цветах всю неделю не меняли!
Нет, дело не в воде. Я принюхался. Затем снова. Зловоние и запах серы усилились, а еще пахло дымом и ладаном. И – почти неощутимо – сладостью садовых цветов.
– А почему духи являются нам? – спросила Адель, когда мы убрали атрибуты, необходимые для сеанса. – Что им от нас нужно?
Разумное и милое дитя, только излишне возбудимое. Супруга беспокоилась, что сеансы могут дурно на нее повлиять. Но несмотря на все увещевания матери отказаться от участия, Адель не уходила.
Сейчас она хотела получить ответ.
– Так почему, папа́?
– Вероятно, они желают, чтобы я записал плоды их мудрости.
– А мне кажется, они хотят чего-то еще. У них есть иные цели. – Ее карие глаза встретились с моими. – Заставь их объяснить, что им нужно.
Иметь такого отца, как Виктор Гюго, – испытание не из простых. Даже во Франции моим детям приходилось нелегко. Теперь, в ссылке, им стало в каком-то смысле еще труднее. Здесь они лишены тех друзей и знакомых, с которыми вместе росли, и должны довольствоваться обществом друг друга. Взять с собою в ссылку семью – это было мое решение. Мне и отвечать за их теперешнее одиночество. Тем вечером я видел испуг и нервозность дочери. На душе стало нехорошо, мучило ощущение вины. Поэтому я не удалился в комнату, как обычно, и не приступил к ведению записей, а решил совершить прогулку: подышать свежим морским воздухом и проветрить голову.
На небе сияла почти полная луна. Она давала достаточно света. Я спустился по тропинке и отправился вдоль берега на север. Прогулка длилась уже четверть часа, когда ветер пригнал свинцовые тучи, закрывшие небесный фонарь. Резко стемнело.
