рассказе Марины Ивановны услыхал про красные глаза сына, да и теперь видел эти отметины.
— Пойдемте, дорогой писатель, — пригласил Лавров, — хозяин ждет.
— Хозяин? У меня хозяев нет, а вы, значит, прислуживаете кому-то? — насмешливо проговорил Вадим. — И клеймо у вас, вижу, имеется.
Лавров рассмеялся.
— Бойкий, однако. Но нас своими подколками не прошибете, не старайтесь. Что же до метки в глазу… Заметили наконец? Да, это наш знак — знак избранности, причастности. Не старайтесь понять, позже дойдет. А пока не стоит терять время. Вы хотите увидеть свою подружку?
Вадим ничего не ответил. Лавров повернулся к нему спиной и двинулся к затопленному концу здания. Трое его приспешников пошли за ним, остальные ждали Вадима, готовились замыкать шествие.
«Думают, убегу?»
Лавров уверенно пересек большой вестибюль. Эта часть здания была в прошлый раз скрыта в темноте, Вадим не рассмотрел, что там. Они с Олесей лишь наблюдали, как из тьмы появляются фигуры погибших детей. Теперь же Вадим видел, что коридор заканчивается высокими двустворчатыми дверями.
Одна створка (на ней висела тусклая табличка «Спортивный зал») была приоткрыта, стена пошла трещинами. Что ждет внутри? Громадная яма с водой, обрушившиеся стены, торчащая арматура?
Когда Лавров широким гостеприимным жестом распахнул двери, Вадим невольно приостановился: показалось, мутная вода хлынет зловонным потоком, сбивающим с ног.
Но то, что он увидел, потрясло Вадима, почудилось даже: в мозгу что-то сдвигается с места, фокус восприятия смещается. Законы физики, которым подчинялось все в нормальном мире, переставали действовать в этом месте; свойства материи, предметов, сама структура материалов — все стало иным.
За дверью спортзала был коридор. Длинный, с земляным полом и низко нависающим потолком. От стен и потолка шло тускло-зеленое свечение, и, приблизившись, Вадим понял, что они состоят из воды.
Но вода не проливалась, не текла, она держала форму, и это было непостижимо! Вслед за Лавровым и остальными Вадим ступил в коридор, и ему казалось, что он идет по дну реки, но остается сухим, дышит. Водная масса выглядела живой, студенистой, дребезжащей, как желе. Она колыхалась, перетекала беззвучно, и Вадим спрашивал себя, может ли что-то обитать в этой среде.
Вода была густой и плотной, как масло; она давила, сжимая грудь, перекрывая кислород. Уши заложило, словно на большой высоте, в голове шумело, слегка подташнивало. Хотелось сесть, выровнять дыхание, а еще лучше — заснуть, настолько сильная слабость накатила.
Однако Лавров со товарищи шли, не сбавляя темпа, и Вадим лучше умер бы, чем попросил передышки. Но скрыть свое состояние не получилось (или же его мрачные спутники были в курсе того, как он должен себя чувствовать), потому что идущий чуть впереди Соловьев обернулся и бросил:
— Водный коридор кончится, дыхалке полегче станет.
Соловьев оказался прав.
Минут через десять (хотя, возможно, время тоже искажалось, текло по-другому) коридор постепенно стал уходить вниз, зарываясь все глубже, пока водные стены и потолок не превратились в земляные. Граница перехода не была четкой, просто вода из зеленоватой сделалась бурой, а потом и вовсе почернела, сгустившись еще сильнее.
Теперь перед Вадимом и остальными был лаз в земле, более узкий и тесный, хотя шли они в полный рост, не пригибая головы. Света не было, и в руках у спутников Вадима появились фонари.
— Куда мы идем? — спросил Вадим, которому вправду стало легче. Он вновь мог нормально дышать, прошли тошнота и тяжесть в голове.
— В Боковушку, — ответил Лавров.
— Провалы соединяются между собой?
— Как видите. Но не совсем так, как вам кажется. Здесь, внизу, все иное. И переходы, и расстояния — в том числе. Мы доберемся гораздо быстрее, чем вы можете представить.
Лавров умолк, и дальше они долгое время шли в тишине.
Лучи фонарей прочерчивали светлые полосы на стенах, звука шагов не было слышно: земля мягко пружинила под ногами, Вадиму казалось, он идет по траве. Физически идти было намного легче, но в остальном…
И не в тревоге о предстоящем было дело. Вадим осознал, что уже бывал в этом месте — во сне. Кошмары, что мучили его весь минувший год, образы, которые он пытался залить алкоголем, оказались пророческими. Все это ожидало Вадима: тоннель под землей, кислый запах сырой земли, черные стены, шепчущие тени, желтые огни впереди.
Огней пока видно не было, но то, что в стенах кто-то копошится, Вадим понял скоро. Они были не одни в темноте, и от ощущения чужого присутствия Вадима потряхивало.
Он представил себе, что по обе стороны от него, в мозглой кромешной тьме стоят мертвые дети. Смотрят затянутыми смертью глазами, тянут жадные руки, улыбаются акульими улыбками. Хотелось закричать во все горло, но Вадим сдержался.
«Нет их здесь, нет!»
Но кто-то все же был… Чьи-то взгляды, как жирные земляные черви, скользили по коже; чей-то змеиный шепот слышался то справа, то слева, и слов было не разобрать. Неведомые твари споро двигались вдоль стен, ползли, бежали и извивались, отделенные от Вадима тонким слоем земли. Луч фонаря порой вырывал из подвальной тьмы неясные очертания длинных узких тел, похожих на уродливые корни громадного дерева.
Чудилось, что эти существа испытывают голод — вечный и неутолимый. Почуяв добычу, преследуют ее, жаждут добраться до трепещущего горла, опутать и удушить, напиться из горячих вен, нашептывая безумные слова на языке, которого никто не слышал тысячи лет.
— Кто здесь? — не выдержал Вадим.
— У хозяина много слуг, — отозвался из мрака Лавров.
Сон был правдой — весь, целиком?
Но в нем была Ирочка — то, кем она стала…
«У хозяина много слуг».
Думать об этом без боли и ужаса было невозможно. Панические мысли лишали воли, убивали надежду, и Вадим гнал их прочь. Боролся, сколько мог, стараясь не слушать шепота, несущегося из стен, не оглядываться, не замечать омерзительные тени, не вдыхать полной грудью, чтобы не впустить в себя скверну.
— Почти пришли, — весело сказал Лавров вечность спустя.
И тогда Вадим увидел впереди желтый свет.
Шепот, тени, тошнотворный запах — ничего больше не было. Вадим стоял на розовато-сером мраморном полу и зачарованно смотрел на огромный зал, в котором оказался. По форме помещение напоминало огромную колбу или стакан: круглые хрустальные стены искрились разноцветными бликами, уходили далеко ввысь и терялись там в клубящихся белоснежных облаках. Источник света оставался невидимым, но здесь было светло, как в ясный солнечный день.
Вадим ожидал чего-то темного, жуткого, грязного, без малейшего намека на красоту и гармонию (по крайней мере, в его снах было именно так), а вместо этого понимал, что не видел ничего более прекрасного и совершенного.
