— Ладно, мам, мне надо идти. — Более или менее правдиво в данной ситуации. Она не будет обманывать ее «услышимся позже или поговорим в скором времени». — Прощай, мам. — Оказывается, понимание того, что это последнее прощание, не делает его легче.
Когда она вытерла слезы (ее самообладание рухнуло в ту же секунду, как она повесила трубку) и вернулась в спальню; Кейн сидел, прислонившись спиной к ее кровати, с согнутыми ногами и локтями на коленях. Он болтал с Наей, но прервался, чтобы задать вопрос.
— Ты считаешь, что нам следовало разбить его?
— Думаю, нам и так достаточно выпало несчастья с зеркалами, верно? — Бобби слегка улыбнулась, надеясь скрыть, что она только что скинула половину своего веса вместе со слезами. — Мне не нужны еще семь лет вдобавок к этой неделе.
Кейн улыбнулся ей в ответ, глядя из-под темных бровей.
— Я ни за что не усну. А вдруг она придет ночью?
— Однозначно, — согласилась Ная. — Мы могли бы спать по очереди?
Он покачал головой.
— Ни в коем случае. Я не хочу умереть во сне, как какой-то старый дед. Если она придет… если она придет, я буду драться.
В комнате повисла тишина, в которой прозвучало невысказанным, что Бобби с Наей также не сдадутся без боя. Вот и все. Еще одна ночь. Мысль о том, что может принести утро, была для ее усталого мозга больше, чем она могла переварить. По ту сторону ночи что-то выжидало. Когда тишина стала слишком невыносимой, Бобби проговорила с блеском в глазах:
— А кто-нибудь знает какие-нибудь истории о призраках?
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
В конце концов Бобби не смогла больше сопротивляться тяжести в веках и погрузилась в сон. Только что она во всех подробностях слушала рассказ Наи об ее близком к смерти опыте в вооруженном нападении в Бруклине, которое было совершено из проезжающего мимо автомобиля, и в следующий миг она очутилась на кладбище.
Это была душная влажная ночь, сырой воздух ласкал ее кожу. Приятный и такой необходимый ветерок шуршал между летними листьями, когда она бежала по лесу, ее летнее клетчатое платье слегка касалось бедер. Она смеялась. Он догонял ее — они играли в прятки. Бобби знала, что они были здесь не в первый раз; это было их особое место — место, где они могли встречаться вдали от любопытных глаз Пайпер холла.
Бобби нырнула за дерево, прижав руку ко рту, чтобы заглушить свой смех. Теперь он меня не найдет. Конечно, ей очень хотелось быть найденной. Перестав слышать его шаги, она рискнула выглянуть из-за толстого ствола и тут же увидела его, выжидающего с другой стороны. Он набросился на нее с львиным ревом, и она упала в его объятья.
Он кружился по кругу, делая пируэты между надгробьями. Эта часть кладбища была скрыта от глаз школы и церкви деревьями и живой изгородью. Их место.
Теплой ладонью он обхватил лицо Бобби. Сегодня ночью фланелевые рукава его рубашки были закатаны до локтей, а на ней были только летнее платьице Пайпер и сандалии с открытым носком. Ее волосы были распущены. Больше не испытывая с ним стеснения, она первая поцеловала его в губы, жадно ища его язык. Одной сильной рукой он легко приподнял ее на длинный плоский саркофаг. Бобби легла на спину, благодарная ощущению прохлады на горячих липких ногах, идущей от камня. Кентон взобрался на нее. Пока он ласкал ее шею, осыпая поцелуями ее кожу, она распахнула глаза на достаточно долгое время, чтобы посмотреть через его плечо и размышлять над поверхностным знанием звезд в ночном небе. Она никогда не видела, чтобы их было так много, и казалось, что все они были для них.
Сильная дрожь пробежала по ее телу, и она дала волю своим чувствами.
Бобби вздрогнула и проснулась, отдернула волосы со своего лица, словно паутину. Она приняла одеяло за Миллара, отчаянно отталкивая его. Ей понадобилась секунда, чтобы осознать, где она находилась. Вот так — не засыпать. Отчасти опасаясь, что Мэри вновь окажется в ее постели, она подтянула колени к груди, садясь прямо.
Сон напугал ее так же сильно, как и призрачные шрамы или видения в зеркале. Она чувствовала себя грязной, как если бы руки Миллара действительно были на ее коже. Это становилось тревожно реальным. Может, Мэри это и нравилось, но ей — определенно, нет. Как Мэри могла быть такой глупой?
Однако в комнате было тихо. Жемчужный свет утренней зари просачивался сквозь шторы, рядом мирно спали два тела; Кейн растянулся на полу в спальном мешке, подложив руки под голову. У Бобби возникло сильнейшее желание уютно устроиться головой под его подмышкой и использовать его плечо в качестве подушки, ища утешение в его объятиях. Солнечное чувство внутри нее, когда она была с Кейном, было полной противоположностью тому, как она ощущала себя с Милларом — это ощущалось темным и удушливым, как деготь.
В каком-то странном смысле она чувствовала благодарность — Мэри свела вместе ее и Кейна. Если это и была ее последняя неделя на земле, то она могла, по крайней мере, сказать, что испытала это. Словно весна наконец-то пришла после целой жизни зимы. Глядя сейчас на Кейна, на его закрытые глаза и полноватые, чуть приоткрытые губы, она, наконец, поняла это.
Его глаза распахнулись, и Бобби отвернулась, надеясь, что он не поймал ее, рассматривающую его. По периодической таблице ужасов, наблюдать за спящими людьми было, безусловно, номером один. Он моргнул и нахмурился, как будто на мгновение озадачился непривычным окружением, прежде чем прийти в себя.
— Привет, — хрипло сказал он. — Ты в порядке?
— Мы все еще живы, — Бобби убрала волосы за ухо. — Или Ад — это школа-интернат для девочек.
— И то и другое может быть правдой, — сказала Ная, не поднимая головы с подушки. Бобби знала, как она себя чувствовала. Желание остаться в постели и каким-то образом проспать до шестого дня, было крайне заманчивым.
— Нет, — продолжал Кейн, — я имел в виду твое лицо. — Даже с опухшими глазами и помятой одеждой, он был так же великолепен. Бобби содрогнулась при мысли о том, как ужасно она, должно быть, выглядела после пробуждения. Прошлой ночью она обнаружила (не без стыда), что у нее не было ничего, даже отдаленно напоминающего крутую или сексуальную пижаму. Невероятно, но детская — синяя — с–пушистыми — белыми — облаками фланелевая пижама была ее наименее смущающей ночной одеждой.
— У тебя новые порезы на лице.
Руки Бобби подлетели к щекам. Осознавая, что в комнате не было зеркала, она ощупала кожу. И, конечно же, на ее лбу и над ее скулами было четыре или пять новых шрама.
