«Я вошел в твой подъезд».
Смайлик подмигнул Лене.
«Я поднимаюсь по лестнице».
Девушка выдернула шнуры из розетки, но монитор не потух.
«Я стою у твоей двери».
Лена схватила трость и как можно быстрее проковыляла к входной двери. Посмотрела в глазок и едва не потеряла сознание. В коридоре стоял парень. Тот, из гроба. Восковое осунувшееся лицо выдавало его болезненность, или… он не врал – человек в черном костюме был мертв.
Дзинь.
Лена, не обращая внимания на боль в ноге, вбежала в комнату.
«Я пришел».
Смайлик смеялся.
Дзинь.
«Я уже в квартире».
Дзинь.
«Скоро мы будем вместе».
Лена выбежала на балкон и закрыла дверь на шпингалет. Мертвец вошел в комнату, и каждый его шаг сопровождался звуком о приходе нового сообщения.
Шаг.
Дзинь.
Шаг.
Дзинь.
Его бледное лицо смотрело через стекло на Лену.
Вика вернулась с похорон разбитая. Ее подруге было всего семнадцать. Они собирались вместе поступать в МГУ на юрфак, но Лена ее бросила, оставила одну. Компьютер и виртуальные друзья были неплохой отдушиной, но сегодня Вике не хотелось общества. Она не понимала, что могло заставить Лену прыгнуть с балкона. Не понимала.
Дзинь.
Она хорошо знала этот звук. Очень хорошо. На ее удивление компьютер был включен. Может, брат оставил? Уже не важно. Звук входящего сообщения манил к себе, как магнит.
Вика села в кресло и открыла окошко мгновенных сообщений.
«Привет».
Смайлик с поднятой рукой.
Вика подумала (все-таки ей нужно общение) и написала:
«Привет».
«Поболтаем?»
«Давай. Мы встречались?»
«Нет. Я не в городе».
«А как тебя зовут?»
«Борис…»
Адвокат Сергей Морозов любил свою работу. Но в последнее время из-за обрушившегося на него множества процессов Сергей Анатольевич не находил себе места. Вроде бы сбылось то, о чем только можно мечтать любому мало-мальски приличному адвокату – работы было столько, что Сергей не успевал чашку кофе выпить. Была возобновлена смертная казнь только исключительно для осужденных по статьям из тринадцатого раздела.
Адвокатом Морозов был хорошим, но, несмотря на это, все процессы с его участием заканчивались расстрельным приговором. Проигранные процессы, конечно, жестоко били по авторитету, но никак не по карману. Общественности были выгодны смерти монстров, сидящих за пуленепробиваемым стеклом. Морозов получал новое дело, немаленький гонорар и шанс вытащить ненавистных людям чудовищ. За первые дела он брался с неохотой и неприязнью. Он фактически был на стороне обвинения. Сергей ненавидел своих подопечных. Ненавидел и защищал. Защищал, выкладываясь изо всех сил. Но уж очень сильна ненависть людская к нелюдям.
Это было тогда, сейчас же кроме сострадания Сергей Морозов к своим клиентам ничего не чувствовал. Именно поэтому он и попросил перерыв, именно поэтому скорбь сдавливала его сердце. Сергей включил воду и посмотрел на свое отражение в зеркале. Устал. На него смотрели глаза человека, постаревшего лет на десять. Сергей вспомнил затравленный взгляд своего клиента.
Трель телефонного звонка вырвала его из размышлений. Морозов посмотрел на дисплей. Разговаривать ни с кем не хотелось, но… Сергей нажал кнопку вызова.
– Да, – прохрипел адвокат.
– Здравствуйте, Сергей Анатольевич.
– Здравствуйте.
– Меня зовут Ильин Федор Алексеевич. Я – менеджер фирмы «КриоРосс». Я хотел бы вам напомнить, что сегодня тело вашей матери будет подготавливаться к репродуктивному клонированию.
– Да, я помню. У меня сейчас процесс. Я вам перезвоню.
– Окей.
– Окей, – передразнил Сергей менеджера, как только нажал «отбой».
Мама умерла десять лет назад. Множество криокомпаний предлагали свои услуги. Сергей хорошо помнил ажиотаж вокруг возможного оживления мертвых в будущем. Но годы шли, и единственным оживлением стало клонирование. Два года назад Морозов поддался искушению и забронировал морозильную камеру для себя.
«Возможно, когда-нибудь меня клонируют и вот так же будут судить черт знает за что».
Морозов печально улыбнулся. Дверь открылась, и в туалет вошел высокий мужчина в синей форме.
– Ну что, Морозов, давай заканчивать? Что ты уперся?
Прокурор Михаил Седов подошел к писсуарам и расстегнул ширинку.
– Упирайся, не упирайся, я вас дожму, ха. – Михаил хохотнул.
Сергей посмотрел на него в зеркало.
– Смотри в ширинке хер свой не дожми.
– Что? – не понял прокурор.
– Я говорю: посмотрим. – Сергей умылся и закрыл воду.
– А что тут смотреть? – Молния взвизгнула, и улыбающаяся морда Седова появилась в зеркале. – Я вас дожму. Присяжные уже мои.
Морозов подошел к полотенцам, оторвал несколько и вытерся.
– Слышал о новом деле? – спросил прокурор.
– Нет. – Сергей скомкал влажные полотенца и бросил в урну. – Что за дело?
– Тринадцатый раздел, статья триста шестьдесят шестая. «Зеленые» обвинили древнего человека в истреблении мамонтов.
– Совсем охренели!
– Да брось ты, Морозов! Весело же!
– Ты это древнему человеку скажи.
– О-о, дружок, да тебе надоело проигрывать? Тогда давай к нам. – Седов выключил воду.
– Нет, каждому свое, – сказал Сергей и вышел.
– Встать, суд идет! – громогласно проговорил пожилой мужчина.
Морозов встал и посмотрел на скамью подсудимых. Его клиент стоял, опустив голову.
– Прошу садиться, господа. – Судья ударил молотком по облезшей скатерти. – Итак, слушается дело номер 1725/2048. Обвиняется Иосиф Виссарионович Джугашвили-Сталин по статье триста шестьдесят пятой УК РФ. Адвокат Морозов, у вас есть еще свидетели?
Морозов встал.
– Нет, ваша честь.
Судья кивнул, мол, я так и знал.
– Приступаем к судебным прениям. Прошу вас, господин прокурор.
Седов встал. Морозову на мгновение показалось, что он видит расплывающееся темное пятно на отглаженных брюках прокурора.
«Ссыт от радости», – подумал Сергей и отвернулся к своему клиенту за стеклом. Иосиф Виссарионович затравленно поглядывал то на прокурора, то на судью.
– Ни для кого из присутствующих не секрет, что Сталин – один из величайших преступников всех времен, принесший многим народам трагические горести. – Седов сделал драматическую паузу и посмотрел на присяжных. – Знаете, я думаю, нам никогда уже не оправиться от этого. Никогда.
Морозов внимательно смотрел на своего оппонента. У Седова дрожал подбородок, будто он собирался заплакать. Сергею вдруг захотелось закончить этот цирк – подойти и врезать прокурору по его трясущемуся подбородку.
– Я не скрою, у меня есть личная причина для ненависти к этому человеку, – он ткнул пальцем в сторону старика за стеклом. – Моего предка расстреляли в 39-м году, но я как представитель закона отбрасываю все эмоции. Какое-то время многие из вас, да и я тоже, считали Сталина гениальнейшим правителем великой страны, но это не более чем заблуждение. Сталин кроме невероятной жестокости не обладал ничем. Да посмотрите на него сами. – Седов подошел к скамье подсудимых и постучал по пуленепробиваемому стеклу. Человек, сидящий в «аквариуме», поднял на прокурора влажные от слез глаза. – Этот жестокий человек вызывает в лучшем случае жалость, а в худшем…
– Четвертовать его! – выкрикнул толстяк в черной бейсболке. Зал загудел.
– К порядку! – Молоточек судьи трижды ударил по столу. Когда все стихло, судья обратился к Седову:
– Продолжайте.
– Прошлый век изобиловал такими деятелями. Жалкими, никчемными людишками, вымещавшими свои обиды на всем живом. Ульянов-Ленин, Сталин, Берия, Гитлер… Да, я ставлю всех этих монстров в один ряд. Господин Морозов помнит дело номер 1710/2047. – Прокурор повернулся к Морозову: – Мы осудили и казнили Гитлера. Этого нелюдя осудили по всем статьям раздела тринадцать.
– Я протестую, – еле проговорил Сергей.
– Поясните, – предложил судья.
– Дело номер 1710/2047 не относится к нашему делу.
– Протест принимается. – Стук молотка отозвался колокольным звоном в голове Морозова.
«Когда же это все закончится?»
– Извините, ваша честь, увлекся. – Седов снова подошел к присяжным. – Давайте вспомним так называемый национальный вопрос. Этот человек почему-то возомнил себя спецом в этом деле. Все, кто мало-мальски знает историю, легко вспомнят, к чему привел раздел страны. Приведу лишь два примера – Нагорный Карабах и Южную Осетию. – Седов был мастер делать паузы, но эта слишком затянулась.
– Михаил Ефремович, у вас все? – Судья терял терпение.
– Еще минутку, ваша честь.
Судья кивнул, и Седов продолжил:
– Множественные репрессии. – Снова пауза. Морозов схватился за голову. – Этот жалкий человек вел неестественный отбор – уничтожал лучших.
– Протестую. – Сергей развязал тугой узел галстука.
– Михаил Ефремович, не переходите на личности. – Судью явно не устраивал затянувшийся процесс, но он поддержал протест.
