плечи, мгновенно перестав всхлипывать и шмыгать носом. – Натали, ты гений!
«Натали рассуждает нелогично, – подумала Эмма. – И Финн тоже». В этом плане было столько изъянов, что даже она сбилась со счёта. Но её мозг машинально принялся за дело. «Разве Натали забыла, что наш рычаг пропал и мы не можем вернуться в наш мир? И в любом случае – как вытащить маму и Джо из клетки на глазах у пяти сотен человек? Неужели Натали и Финн забыли, что мы потерпели неудачу, пытаясь освободить маму на суде? А ещё – мамино письмо…»
Взгляд Эммы вновь упал на ноутбук, который она по-прежнему держала перед собой. Пока обе Натали искали маму, госпожу Моралес и Джо на секретных веб-сайтах, Эмма сосредоточилась на переводе зашифрованного послания. «Судьба дала мне ещё один шанс. В письме наверняка должно быть что-то, что поможет нам, подскажет, как всех спасти. Я не остановлюсь, пока не переведу до конца!»
Но мамино письмо становилось всё более и более странным. У Эммы возникло ощущение, что мозг у неё разделился: одна часть продолжала переводить, а вторая беседовала с мамой.
«Ты это серьёзно, мама? – подумала она, достигнув конца особенно длинной фразы. – Ты заставила меня расшифровать предложение «наши необъятные надежды, мечты и стремления не утратили силы действия», тогда как можно было просто сказать, например, «мы продолжаем надеяться». Зачем тебе понадобилось десять слов, если ту же мысль нетрудно выразить тремя?»
«Не утратили силы» – это уж совсем не похоже на маму. Даже если она думала, что дети прочтут её письмо, когда станут постарше или совсем вырастут… Бред какой-то. Зачем использовать уйму лишних слов в шифре и тратить время?
Мама не была глупой.
Тут Эмме попалось слово «аннулировать».
«Убить, мама. Почему нельзя было написать «убить»? Зачем ты заставляешь меня расшифровывать столько лишних слов?»
Внезапно Эмма похолодела. Мама и правда не сделала бы этого без причины. Она любила Чеза, Эмму и Финна и вряд ли хотела, чтобы зашифрованное письмо их разозлило.
«О-о-о…» В голове у Эммы запустился настоящий фейерверк.
Мама написала все эти странные фразы не просто так, и Эмма поняла зачем. Она была почти уверена, что поняла.
Длинные слова, испещряющие зашифрованное послание – «необъятные», «стремления», «аннулировать», – тоже были шифром.
То есть в письме было сразу два секретных шифра.
Минимум два. А может, и больше.
«Что, если одним из этих шифров мама сообщила нам, кому здесь можно доверять? И если именно это в конце концов нас спасёт?»
Эмма подняла голову, собираясь поделиться своим открытием с остальными. Но удержалась. Она и так уже совершила большую ошибку, показав сердечко той женщине.
На сей раз, прежде чем говорить, нужно всё выяснить наверняка.
И эта задача лежит на ней.
«А вдруг папа другой Натали и есть тот человек, которому можно доверять?» – подумал Чез.
Если именно судья придумала издеваться над заключёнными во время политических мероприятий – значит, к ней точно не стоит обращаться за помощью. А бабушка другой Натали уже один раз им навредила.
Таким образом, методом исключения остаётся мэр, так ведь? Другая Натали была маленькой, когда мама Чеза отправилась в параллельный мир, а значит, это не может быть она. И какой-нибудь охранник или уборщик тоже вряд ли. Не стоит рассчитывать, что человек продержится в доме восемь лет при такой злобной хозяйке, как судья Моралес.
Чезу очень хотелось рассказать Натали, Эмме и Финну, до чего он додумался, и узнать их мнение. Но вдруг он ошибался, вдруг это ложный путь?
У другой Натали зазвонил телефон, и она поспешно отключила звук.
– Нет, папа, я не хочу говорить с тобой сейчас, – буркнула она, полностью заглушив мобильник. – Оставь сообщение.
– Я могу… – начал Чез.
Но он произнёс это слишком тихо, и остальные не услышали.
Он что, правда вызывался перезвонить мэру и поговорить с ним вместо другой Натали? Конечно, он не сумел бы по телефону выяснить, можно ли доверять этому человеку. Нужно было его увидеть. И тогда мэр показал бы нарисованное сердечко, как Джо, – ну или Чез набрался бы храбрости и показал сердечко первым.
«Это должен сделать именно я, – подумал Чез. – Я не позволю рисковать никому другому».
Что, если всё зависит от него, а он слишком трусит?
Пальцы Натали летали по клавиатуре.
Нет ли в переписке судьи имен людей, которые организовывали шоу с «виновными»? Нет ли в её почтовом ящике писем, в которых она просит прислать конкретных заключённых и которые Натали могла бы использовать как образец?
– Просто поищи по слову «виновные», – подсказала ей на ухо другая Натали.
Та щёлкнула по нужной строчке и уже начала набирать «в-и-н…».
– Люди чем-то бросали в заключённых, которые сидели в клетке? – спросил Финн, указывая на одно из писем. – Даже ранили их?
– Да, но посмотри: моя мама пишет, что это нехорошо, – сказала другая Натали и, протянув руку, открыла письмо.
Взгляд Натали упал на одну фразу: «Если в «виновных» будут бросать персиковыми косточками, огрызками, камнями и даже более опасными предметами, это сокращает срок их эксплуатации, и упреждающий эффект, таким образом, минимизируется». То есть судью не волновало, что заключённые пострадают – она всего лишь хотела выставлять их напоказ как можно дольше. Натали стала читать дальше. До самого конца письма судья сетовала на ущерб, который был нанесён помещениям, где проходили мероприятия. «Какая злая женщина», – подумала она.
Финн угнездился рядом с ней; она видела, как у брата двигаются губы, словно он пытался читать длинные бюрократические выражения про себя. Натали была уверена, что Финн не поймёт смысла слов «упреждающий» и «минимизируется», но всё-таки закрыла письмо.
– Эй! – воскликнула другая Натали. – Я ещё не закончила!
– Как только я отправлю письма, компьютер будет полностью в твоём распоряжении, – пробормотала Натали.
Надеясь, что Финн ничего не успеет разобрать, она быстро скопировала другие письма из разных папок. Через несколько минут у неё уже были готовы послания для начальников тюрем Эйнбер и Гандор.
– Ты ведь мне поможешь? – спросила она у другой Натали. Голова у неё шла кругом. Она слишком многого не знала – и не могла узнать. Повернувшись, Натали посмотрела в глаза другой Натали, и ей опять показалось, что она глядится в зеркало. «Конечно, она мне поможет. Хотя она живёт в этом мире, но она хороший человек – как и я». В ту секунду Натали была
