«Мнётся? Но кто?!»
Яська поёжился: ему вспомнились байки деревенских мальчишек о седом могильщике по имени Макар, что живёт на той стороне реки в ветхой лачуге у самого погоста.
Естественно, страшилки бродили по деревне недетские, а стоило завидеть самого Макара у местного магазинчика на ветхом мотоблоке с прицепленной сзади тележкой — тут уж и вовсе начинало попахивать самым настоящим триллером, в конце которого царит полнейшая неизвестность!
Похлеще самого Макара, ужасала его мототелега, с традиционной лопатой и неподъёмным ломом у заднего борта. Яська не мог сказать, почему лом казался неподъёмным — он ведь к нему никогда не прикасался. А если бы и рискнул прикоснуться, его прямо на месте сковал бы самый настоящий паралич, так что все конечности поникли бы и без того! В смысле, без непосильного груза.
Наверное, именно поэтому всё и обстояло, как обстоит. Точнее как кажется.
Ребята рассказывали, что иногда, глубоко за полночь, с той стороны реки доносится противный скрежет двигателя мотоблока, а это значит одно: Макар не спит! Конечно же, относительно того, чем именно он занят в эти часы, так же было доподлинно неизвестно, а оттого понапридумано ещё с тонну страшилок. Мало кто из ребят взаправду верил в них, однако оставшись наедине с собственными страхами, — как сейчас Яська, — думается, кто угодно сдрейфил бы не на шутку, услышав вкрадчивый шорох под окном.
«Хорошо ещё, что уже рассвело. Стояла бы темень — точно быть беде! В ночи можно запросто потеряться или не заметить того, кто подкрадывается всё ближе и ближе… тянет уродливые клешни, истекает смрадной слюной…»
Яська сполз на пол. На ощупь отыскал под кроватью шорты, майку, кеды. Кое-как нацепил нехитрую одёжку на своё угловатое тело. Нерешительно заскользил к окну, страшась выдать себя скрипом старых половиц. Вроде бы удалось: не выдал, однако у самого подоконника всё же подкараулило несчастье. Пыльный плинтус оказался врагом: подпустил как можно ближе, после чего злорадно крякнул, на какое-то время лишив осевшего на пол Яську доброй половины души!
За окном словно этого и ждали.
Яська чуть было не слился с полом, прислушиваясь к тому, как сквозь бабушкин крыжовник к нему ломится страшный Макар!
Свет в окне заслонила тень. Пространство комнаты погрузилось в зловещий полумрак. Однако так, скорее всего, из-за страха. Хотя как знать…
Яська понял, что просто зажмурился, не желая пропускать в собственное сознание ни частички воцарившейся за окном действительности, а возможно, самой обыкновенной жути! Сердце загнанно металось в груди, в голове стоял оглушительный тартарарам, а подошвы ног даже покалывало — вот он страх, во всей красе! Хотя это уже скорее самый настоящий ужас, что в коей-то веки завладел рассеянным утром.
Под самым окном хрустнула извёстка осыпавшегося фундамента, противно заскребли когти по стеклу, послышалось прерывистое дыхание.
Яська снова зажмурился и стиснул зубы. Да так, что в ушах зазвенело!
— Яська… Яська, ты не спишь?
Яська оторопел: откуда Макар знает его имя? Да и зачем он, Яська, потребовался деревенскому могильщику?.. Если бы всё обстояло всерьёз — как в киношных страшилках, — монстр, вне сомнений, явился бы за полночь или около того — по крайней мере, пока темно. А пытаться напугать или утянуть поутру — это, в большей степени, наивно и противоречит общепринятым правилам.
«Вот дурында!» — обругал сам себя Яська и выглянул в окно.
Колька отшатнулся в крапиву — он видимо тоже кого-то опасался: естественно Яськину бабушку, кого же ещё!
Яська улыбнулся, ощутив, как с души свалился, по крайней мере, валун, и снова подивился про себя, насколько у страха глаза велики! Хорошо еще, что сам Колька испугался не меньше его — иначе жди насмешек, как пить дать!
Колька с трудом сдержал болезненный возглас, соприкоснувшись голыми коленками с жалящими иглами разросшейся под окном крапивы, но тут же взял себя в руки: аккуратно придавил толстые стебли ногой в поношенном галоше к бетонной крошке фундамента и перенёс на них вес собственного тела. Сорняк сдался, поняв, что ловить в неравной борьбе ему просто нечего.
Колька потёр изжаленную голень и недобро посмотрел на улыбающегося Яську.
— Чего смешного? — Он шмыгнул носом, опасливо покосился по сторонам.
Яська развёл руками, открыл пошире раму, осмотрел новоиспечённого друга с головы до пят. Надо сказать, одет тот был странно — и это ещё мягко сказано. На голове — драная бейсболка, нахлобученная козырьком назад, как у киношных рэперов; на плечах, будто на вешалке в прихожей, повисла старая телогрейка, из-под пол которой выглядывают голые коленки. На ногах, как уже упоминалось, — стоптанные галоши. К правой пристала ряска. Голень чуть выше рассечена, — скорее всего, об осоку.
Внезапно Яська понял, что Колька не ночевал дома. По крайней мере, если и ночевал, то встал по заре. Только, вот, непонятно зачем.
— Чего вылупился? — Колька явно смутился пристального взгляда друга, снова затоптался на месте, окончательно добивая неуступчивую крапиву.
— А ты чего так вырядился?
Колька оглядел себя со всех сторон — выглядело комично: будто сурикат, на которого надели костюм, как в рекламе.
— Вырядился… А ты попробуй поутру, по росе-то! Небось, сразу к мамке в кузовок запросишься!
— Куда-куда?
— А, не бери в голову, — Колька махнул рукой: мол, всё равно не поймёшь всех деревенских тонкостей.
Яська собирался уже обидеться, но попросту не успел.
— Я чего пришёл… — Колька зашарил в сорняках под окном. — Вот. Ты ведь его из-за меня позабыл вчера.
Яська от удивления чуть было не свалился с подоконника.
— Колька, да зачем!
Колька вздрогнул, прижал крынку с молоком к полам телогрейки, шикнул:
— Ты чего горлопанишь, будто на пожаре! За уши не тягали давно? Сейчас, вот, бабка твоя проснётся, не поздоровится тогда!
Яська ухватился обеими руками за рот, мысленно вновь и вновь обзывая себя беспечным и несмышлёным.
— Ой, я не ожидал просто. Прости.
Колька по-взрослому выждал, потом снова скользнул к окну, протянул крынку.
— На, в холодильник запихни, а то скиснет — ночи нынче тёплые стоят, — он поёжился.
Яська благодарно принял вчерашний опус, за который изрядно проехались по мозгам, — чего уж там: заслужил.
— Да я бы и сам за ним сгонял! Я только потому так рано и поднялся.
— Рано?! — На сей раз сорвался уже сам Колька — чуть было не присвистнул на всю округу, — но снова вовремя совладал с эмоциями и лишь усмехнулся: — Ну ты и отлил, засоня.
