В тот момент, когда я дал ему передышку и поставил тарелку на стол, Аделаида проскользнула в комнату.
— Что он сказал? — спросила она.
— Да черт его знает, что он сказал. Он только постучал, и больше ничего.
— Что он сказал? — настаивала она. — Да? Или нет?
— Да! — сказал я наудачу.
Она радостно воскликнула:
— Petit moune????
— Разумеется, petit moune! — подтвердил я.
Она закружилась по комнате, танцуя и прыгая.
— О, какой он добрый, какой он добрый, Бог грома! Мне он сказал то же самое. Теперь он должен исполнить это, потому что он обещал это два раза в день.
Вдруг она снова стала серьезной.
— А что он сказал: мальчик или девочка? — Мальчик! — ответил я.
Тогда она упала передо мной на колени, плакала и стонала и рыдала от радости.
— Ах, наконец, наконец!
28 сентября
Я знаю, что Аделаида уже давно любит меня и ничего так страстно не желает, как только иметь от меня "petit moune". Она завидует всем девушкам, у которых есть дети, и я думаю, что она очень охотно выцарапала бы им глаза. Отсюда и прекрасный уход за стучащим Богом. Сегодня вечером она была восхитительна. У меня еще никогда не было такой милой негритянской девушки. Мне кажется, что я в самом деле люблю ее, и что касается меня, то с моей стороны сделано все, чтобы исполнить ее маленькое желание…
6 октября
Это совершенный скандал, что я, порядочный и обстоятельный купец, не вел книг относительно того, что было мною внесено в дело улучшения низшей расы в здешней прекрасной стране. По-видимому, я слишком низко оценивал свои культурные заслуги в этом отношении. Сегодня я вздумал, восстановить статистику; это оказалось нетрудно. Дело в том, что у меня на большом пальце имеется три сустава, и это отличие, по-видимому, передается по наследству. Итак, тот, кто здесь в городе бегает с тремя суставами на большом пальце, тот, несомненно, мой потомок. Я сделал забавное открытие по поводу маленького Леона: я всегда считал этого мулатского юношу своим отпрыском, да и его мама клялась мне в этом. А между тем у него только два сустава на большом пальце. Стало быть, тут что-то не так… Я подозреваю прекрасного Христиана, одного из офицеров Гамбург-Американской линии: очевидно, он поднадул меня. Я установил также, что из моих потомков недостает здесь в городе в настоящее время не менее четырех сорванцов. Надо полагать, они убежали куда-нибудь уже несколько лет назад. Никто не мог дать мне никаких точных указаний относительно их. Впрочем, я к этому совершенно равнодушен.
24 октября
Стучащий Бог предсказал верно: Аделаида чувствует себя матерью и питает ко мне необыкновенную нежность, слегка даже надоедливую. Ее гордость и ее радость действуют заразительно: никогда в жизни я не заботился о возникновении и росте будущих граждан мира, а теперь, не хочу лгать, я питаю явный интерес к деторождению. И поэтому вступаю все в более близкие отношения с Аделаидой. Конечно, дело не обойдется без некоторого упорства и мешканья, без уговариваний и нежностей, прежде чем я войду в полное доверие к ней. Эти черные умеют молчать, когда хотят… Того, чего они не хотят сказать, нельзя добиться от них, если бы даже тянули их за язык раскаленными щипцами.
Но возникло еще одно исключительно счастливое обстоятельство, которое дает мне в руки средство заставить ее сбросить последнюю маску.
Оказывается, у Аделаиды нет родителей. Я узнал об этом от одной престарелой бабушки Филоксеры, которая в течение многих лет занимается выпалыванием сорных трав в моих садах. Эта дряхлая старушонка живет вместе со своим правнуком, грязным мальчишкой, в жалкой лачуге неподалеку от моих владений. Скверный мальчишка снова попался на краже яиц в моих курятниках, и я должен был на этот раз основательно познакомить его с бичом. И вот старуха пришла ходатайствовать за него. В качестве выкупа она сообщила мне разные сведения об Аделаиде. Ей, разумеется, известно, в какой милости теперь Аделаида находится у меня. Новости эти (я должен был поклясться старухе всеми святыми, что не выдам ее) оказались настолько интересными, что я дал ей в придачу еще американский доллар. Аделаида не имеет родителей и, стало быть, и не посещает их. Она мамалои — главная жрица культа Вуду. Когда я отпускаю ее, она отправляется в "гонфу" — храм, находящийся вдали от людского жилья, на лесной лужайке. И моя маленькая, нежная Аделаида играет там роль жестокой жрицы, заклинает змей, душит детей, пьет ром, как старый капитан корабля, и беснуется в неслыханных оргиях. Неудивительно, что она возвращается домой в таком растерзанном виде… Ну погоди же ты, маленькая черномазая каналья!..
26 октября
Я сказал, что мне надо поехать в ближайшее селение, и велел оседлать лошадь. Старуха сказала мне, что знает дорогу в храм лишь приблизительно, насколько вообще негритянская женщина может описать маршрут. Разумеется, я заблудился и заночевал в девственном лесу. К счастью, я захватил с собой гамак. Только на следующее утро добрался я до храма "гонфу". Этот храм представляет собой очень большую, но убогую соломенную хижину, расположенную посредине лужайки, выровненной и утрамбованной словно площадка для танцев. К храму вела дорога, по обеим сторонам которой торчали воткнутые в землю колья, и на каждом из них были насажены попеременно трупы белых и черных куриц. На земле между кольями лежали индюшачьи яйца, уродливые корни и странной формы камни. У входа в храм стояло большое земляничное дерево, которое верующие называют "локо" и почитают как божество. Кругом него лежали грудами осколки разбитых в его честь стаканов, тарелок и чашек.
Я вошел внутрь храма. Несколько отверстий в крыше давали достаточно света. Под одним из отверстий на столбе торчал обгоревший факел из смолистого соснового дерева. Убранство храма было в высшей степени забавно: на стенах висели портреты Бисмарка из "Woche" и короля Эдуарда из "London News". Оба портрета, несомненно, прибыли сюда из моего дома, потому что кто же другой мог иметь в здешнем местечке эти журналы? Вероятно, их великодушно пожертвовала сюда Аделаида. Далее на стенах висели изображения святых — ужасные олеографии, представлявшие святого Себастьяна, святого Франциска и Мадонну, а рядом с ними картинки из "Simplicissimus'a" и "Assiette au Beurre" (тоже от меня). Вперемешку между этими изображениями на стенах виднелись старые тряпки от флагов, цепочки из раковин и пестрые банты из кусочков бумаги. В глубине храма, у задней стены, на некотором возвышении стояла большая корзина. "Ага! — подумал я. — Там скрывается Гугон-Бадагри, великий бог Вуду!" С большой осторожностью я приоткрыл крышку корзины и отпрыгнул назад: я не имел ни малейшего желания быть укушенным каким-нибудь ядовитым гадом. Но увы! В корзине, правда, была змея, но это был невинный уж, и он уже издох от голода. Это совсем по-негритянски: поклоняться чему-нибудь как Богу, а потом, когда торжественные моления закончились, забросить этого Бога. Впрочем, такого Бога легко возобновить: заместителя ему ничего не стоит изловить в десяти шагах в лесу. Во всяком случае, Дамтала, бравый стучащий Бог, имеет несравненно лучшую участь, чем этот всемогущий Гуэдо-Собагуи, который, свернувшись в клубок, лежал передо мною мертвый в корзине. Первый получает каждую пятницу свежее масло, тогда как последний, изображающий в этом сумасшедшем язычески-христианском культе Вуду Иоанна, не может поживиться ни единой мышью или лягушкой.
